Возвращение
Шрифт:
Услышала за спиной, как поперхнулся и закашлялся эксиленц. Так ему и надо.
Камора оказалась вовсе не каморой, а небольшой, но довольно уютной комнатой с двуспальной кроватью и низким столиком у изголовья. У большого кресла, развёрнутого к горящему камину, находился сундук, исполняя роль то ли шкафа, то ли стола. Сейчас на нём стоял «чемодан» путешественницы. Стопка полотенец и кувшин с водой нашлись в углу на скамье. Из-под неё торчала округлая низкая бадейка. Свеча скупо освещала угол неверным светом.
Оценка древнему приюту путников в глазах пфальцграфини поднялась до 2*.
Нащупав
Упомянутая служанка появилась тотчас. Старательно изобразив книксен и притащив по просьбе госпожи ведро тёплой воды, помогла ей разоблачиться и обмыться.
Забрав одеяние и обувь в чистку, авансом получив серебряную монету, выпорхнула из каморы.
Наташа, выглянув за дверь и обнаружив там стражника, со спокойной совестью развалилась на чистой постели и наконец-то расслабилась. Мысли, сбившись в дружную стаю, мигрировали.
Сквозь дрёму услышала стук закрывшейся двери.
Ворвавшийся с потоком воздуха запах подгоревшего мяса и чеснока прогнал остатки сна.
Как взведённая пружина, девушка подскочила, всматриваясь в неясный крупный силуэт.
Глава 8
Затухающий огонь в камине осветил осунувшееся лицо абассинца, и Наташа услышала глухое:
— Не спится?..
На столешницу опустился поясной ремень и кривая джамбия. На пол с характерным стуком упала табакерка.
Какое «не спится»? Разбудил и перепугал! Голос пропал, в горле пересохло. Как назло не могла вспомнить, где оставила сумочку и кинжал «от Руди»: на сундуке или в кресле? Девушка, прижав к груди одеяло, отползла на противоположную сторону кровати.
Шамси, присев на край ложа и наклонившись, шарил по полу в поисках шкатулки. Нащупав, небрежно бросил на столик.
Пфальцграфиня безмолвствовала, наблюдая за мужчиной.
Сняв куртку, он бросил её на сундук. Тяжело вздохнув, принялся стягивать сапоги.
— Не поняла. — Хрипло прошептала Наташа. Кашлянула, прочищая горло. — Вы собираетесь здесь спать?
— Я же вам сказал, что всегда буду рядом, — ответил он неохотно.
— Вы с ума сошли! — возмущённо простонала пленница, скользнув с кровати и пятясь в угол, волоча одеяло за собой. — Господин гехаймрат, выйдите из комнаты, пожалуйста!
Он, подбив подушку, которая ещё хранила тепло женского тела, невозмутимо опустился на ложе и, вытянувшись, удовлетворённо произнёс:
— Ложитесь спать, Вэлэри. Если вы беспокоитесь за свою честь, то напрасно.
— Вы нетрадиционной ориентации, господин ищейка? — с надеждой в голосе поинтересовалась она. — Голубой?
— Голубой? — лениво протянул он.
— Ну… Предпочитаете мужчин? — С интересом рассматривала дознавателя. Чёрт его поймёт! Наличие сына ни о чём не говорит. Вкусы меняются.
— Я похож на содомита? — усмехнулся он, засыпая. — Мне нравятся женщины другого сложения и нрава.
Он не кривил душой. Низкорослая худощавая пфальцграфиня совершенно не соответствовала его понятиям о женской красоте. Недавний всплеск похоти он списал на её дерзкое
— Мне всё равно, кто вам нравится. Ваше присутствие в такое время компрометирует меня! Уходите!
А ведь только что он думал о её приятном обществе!
— Не беспокойтесь, всем решительно наплевать, что мы с вами… — он широко зевнул и, ухватившись за конец одеяла, оставшийся на ложе, потянул на себя. — Или не с вами…
Наташа дёрнулась, успев вырвать его из руки абассинца:
— Наглец!
Он недовольно качнул головой:
— Дьявол… Всё, хватит болтать! Ложитесь и без ваших всяких штучек… Я сплю чутко.
— Идите к чёрту, господин ищейка! — выпалила она, демонстративно захватив одеяло. Шагнув к креслу, закопошилась, устраиваясь на сиденье.
На неё не обращали внимание. Шамси заложил руки под голову, глубоко вздохнул и затих.
Неожиданный поворот взбудоражил нервы пфальцграфини. Мало того, что темнокожий Бонд вырвал её из родного поместья, вынудив пуститься в неизвестность, так ещё и посягает на её доброе имя! Неважно, что её здесь никто не знает и, возможно, видят в первый и в последний раз. Он позволил себе ввалиться в её номер! Задумалась… Комната снята и оплачена им. Нужно было самой спросить камору — золото у неё есть — оплатить и тогда бы он не посмел войти сюда. Какая же она балда! А пока… Прислушалась.
Со стороны кровати слышалось глубокое размеренное дыхание здорового спящего мужчины. В воздухе витали запахи вина, жареного мяса, пота и чего-то приятного и терпкого, дымного и сладкого.
То, что она оставила его без одеяла ничуть не смущало. А вот то, что, несмотря на её слова, он не убрал табакерку подальше от себя, сказало о его неверии. Откинув одеяло и прихватив полотенце, на цыпочках подошла к столику. Завернув мраморную безделушку, успокоилась. Склонив голову набок, смотрела на араба, гадая, слышит ли он, чем она занимается? Напрасно она цапается с ним. Смолчать никак не получается. Несмотря ни на что, он лоялен к ней и как может, заботится, облегчая трудности пути. Могло быть хуже. Но и портить с ней отношения ему тоже не выгодно. В Алеме умирает его сын. Шевельнулось раскаяние.
Захватив куртку, прикрыла его мерно вздымающуюся грудь.
Вернулась в кресло. Кутаясь, удобно пристроила ноги на подлокотник.
Снилась пещера. Та самая, где она провела месяц своего исцеления. От купальни поднимался пар, насыщенный душистыми травами. Разомлевшая в тёплой воде, она покачивалась на поверхности. Снился Герард, его крепкие руки, прижимающие её к себе, обжигающий жар тела, возбуждающее дыхание на щеке и успокаивающий шёпот:
— Упрямица…
— Где ты был так долго… — обнимала его за шею, подставляя губы для поцелуя. Не находя ответа, жалобно всхлипнула: — Мне плохо без тебя…