Возвращение
Шрифт:
Пфальцграфиня, подхватив полотенце, передала его мужчине, опуская больную ногу на меховой коврик. Молча встала, собираясь уйти.
— Останься, — коротко бросил ей герр Уц.
Он сопел, вытирая покрасневшие ступни, не спеша натягивал шерстяные носки, обувался, осторожно пристукивая подошвами сапог о пол, и искоса поглядывал на притихшую младшую сестру.
Та, опустив голову, потупив потухший взор, теребила конец тёмно-русой длинной косы.
— Ну? — управляющий, хлопнув по коленям, поднялся со стула.
— Не понимаю, зачем вы меня звали, — пожала плечом девушка и подняла на брата полные непонимания и удивления
— Понятно, — вздохнул он, — значит, покаяния я не дождусь.
— О чём вы? К малышам я не заходила, господина барона и Тэрэсию не видела вовсе. Всё утро проспала в своём покое. А что-то случилось? — Последнюю фразу она произнесла настороженно и участливо. Вот скажи ей сейчас, что в замке пожар, тут же бросится к колодцу за водой.
— Элли, — Корбл, выпрямив спину и по обыкновению заложив за неё руки, встал перед сестрой, — знаешь ли ты, что главное в этом поместье?
— Высокие крепостные стены? — Пальцы путались в распущенных прядях косы.
Мужчина стоял перед ней, словно несокрушимая каменная башня той самой стены.
— Чтобы сена на зиму хватило? — Метнула на него настороженный взор. Молчание старшего брата, как всегда, не обещало ничего хорошего. — Новорожденные? — Лучезарная улыбка заискрилась на её порозовевшем личике.
В покое повисла гнетущая пауза.
Томас, выгнув спину и потянувшись, уселся на край стола, с любопытством наблюдая за людьми.
Наташа, стоя в стороне, сцепив руки под животом, не понимала, зачем она здесь. Нарастающее напряжение било по нервам. Она ждала всплеска мужских эмоций и приготовилась броситься на защиту девушки, если Гоблин посмеет поднять на неё руку.
Нет, Герр Уц не стал кричать и топать ногами. Он, подойдя вплотную к проказнице и уставившись в её лицо немигающим взором, своим обычным ровным голосом нравоучительно изрёк:
— Главное в поместье — это порядок.
У пфальцграфини отлегло от сердца. Физические наказания женщин в средневековье поражали своей жестокостью и изощрённостью, независимо от того, к кому применялись: к простолюдинкам или аристократкам. Корбл, будучи старшим братом Тэрэсии и Элли, хоть и был бастардом, но в этом поместье его власть никем не оспаривалась. За рамки дозволенного он не выходил, фактически оставаясь в тени и соблюдая субординацию с истинным владельцем — бароном Эугеном фон Фестером, — частенько завышая его значимость, но всем и так было понятно, кто в замке хозяин. Если бы он решил, что сестра должна быть наказана, никто не посмел бы ему перечить.
Не дождавшись никакой реакции от девушки на свои слова, он с нажимом продолжил:
— Терпеть не могу беспорядок. Первое правило этого дома — всё должно быть на своих местах. И терпеть не могу неопределённость. Я должен знать, что будет завтра, послезавтра, через месяц. И это моё второе правило. Неужели тебе об этом неизвестно, Элли?
Девичий вздох стал ему ответом.
Наташа присматривалась к Гоблину. В течение месяца, проведённого в поместье, ей приходилось не часто сталкиваться с управляющим, и каждый раз она ловила на себе его изучающий пристальный взгляд. Сейчас она недоумевала, почему он задержал её? Ему нужен свидетель разговора с проказницей? Или восторженный зритель? Он перфекционист? Стремится сделать всё образцово, безошибочно, всё разложить по полочкам, придерживаясь принципа: хочешь, чтобы было сделано хорошо — сделай сам. Он никогда не расслабляется,
— Ты меня разочаровала, Элли. Что это было? — кивнул в сторону стола, где сидел Томас и очень внимательно следил за разворачивающимися событиями. Казалось, он понимает, о чём идёт речь.
Назидательно, тщательно подбирая каждое слово, Корбл отчитывал сестру за утреннюю выходку. Та покорно слушала, переступая с ноги на ногу, накручивая на палец шнурок, изредка бросая короткие горящие взоры.
— Ну, я слушаю тебя, — закончил герр Уц.
— Для вас кот важнее меня, — тихо начала девушка. — Посмотрите, он уже забыл обо всём. Ему здесь позволено всё, а я только и слышу: туда не ходи, это не трогай, не путайся под ногами. Томаса вы любите больше меня. Я никому не нужна! Дома меня маменька не замечает. Несносный граф Лемке манерам учит, а сам засыпает у камина и храпит, как… — она набрала полные лёгкие воздуха, выпалив: — как старый…
— Элли! — перебил её мужчина, едва сдерживая переполняющее его негодование. — Не забывайся! Мы все желаем тебе только добра.
— Добра? — она сжала кулачки. — А кто в прошлый раз грозился отправить меня в монастырь? Давайте, отправляйте! — На её глазах выступили слёзы. С лица сошёл румянец. — Там хотя бы меня будут замечать. А тут даже прислуга и та поучает. — Метнула взор на компаньонку баронессы. Та удивлённо приподняла брови. Это когда она её поучала? — Ребекка твоя тоже бурчит на меня, чтобы я занялась делом. Каким делом? Вы сами ничего не даёте мне делать и любите только себя! Вы ничего не понимаете!
— Элли, — растерянно смотрел на неё Уц, не ожидая отповеди младшей сестры. — Ты часть нашей семьи и мы обязаны любить тебя.
Она, неожиданно подбежав к столу, схватила кота на руки, закидывая на плечо и буркнув на него:
— Всё из-за тебя, бочка, — выскочила в дверь.
Наташа не успела испугаться. Ахнув, собралась догнать её. Томас в её руках выглядел хоть и увальнем, но утром она наблюдала, каким опасным он может быть.
— Оставь её, — махнул рукой Корбл, останавливая. — Пусть успокоится.
— А кот. Он же может…
— Томас? Нет… Кто уж терпит её, так это как раз он. Я часто вспоминаю, как привёз его в поместье. Тогда Элли было семь лет, и она очень просила, чтобы я отдал его ей. Но он был так слаб и я подумал, что если он умрёт на её глазах, для неё это станет непосильной ношей. Оказалось, что тогда я поступил неверно, отдав его Ребекке. — Он замолчал, устало опускаясь в кресло за столом. — Присядьте, Лэвари, — кивнул на стул напротив. — Что-то мы с Тэрэсией упустили в её воспитании. Она ведь много времени проводила здесь. Граф, её отец, сильно болел, и графине было не до неё. У Тэрэсии были свои заботы. Я не раз пытался поговорить с Элли, но всё заканчивалось как сейчас. — Кивнул на дверь.
— С возрастом это пройдёт, — решилась подать голос пфальцграфиня, понимая, что мужчина хочет выговориться.
— Я это знаю, — бросил Корбл, — и все же… Она становится своевольной. Не думаю, что Тэрэсия и графиня согласятся отдать её в монастырь, хотя, это пошло бы ей на пользу. Могут выдать её замуж.
— В тринадцать лет? — У Наташи похолодели кончики пальцев. Вспомнился Карл и муж Хельги. Попади девочка в руки таких мужчин…
Герр Уц наклонил голову набок, снова присматриваясь к ней: