Возвращение
Шрифт:
— Ладно, — наконец он кивнул, соглашаясь. — Мой тебе совет на будущее — всегда имей при себе рекомендации.
— Я не собиралась работать в качестве компаньонки, герр Корбл.
Когда она уже взялась за ручку двери, услышала в спину:
— Лэвари, ты знаешь, что на постоялом дворе произошло убийство?
— Убийство? — Она резко обернулась. Спазм перехватил горло, в глазах потемнело. Сжала до боли в пальцах округлую ручку.
— Да, убили какого-то чиновника.
Чиновника… С волнением удалось справиться быстро. Девушка равнодушно пожала плечами. Она помнит: у конюшни толпились люди. Туда ушла повитуха и там, скорее всего,
— Убийцу нашли?
— Да, его поймали тем же утром и казнили. — Неспешно подошёл к ней. — На конюшне.
Она уже ничему не удивлялась. Правосудие? Сталкивалась с подобным в замке Бригахбурга. Феодальный строй. Жестокие нравы. Тёмный век.
— Я могу идти? — Приоткрыла дверь, но Гоблин, придержав створку, не дал ей выйти.
— Мутная история… — Прищурившись, помолчал, словно выжидая, и досадливо повторил: — Но, хозяйка хочет тебя, а рекомендаций у тебя нет.
— И что? — не выдержала пфальцграфиня, вздёрнув подбородок.
Мужчина, сверля её взором, прикрыл дверь.
— Тем утром какие-то люди искали женщину… Весь постоялый двор перетрясли. Не тебя ли?
— Почему вы так решили? Если бы искали меня, то нашли бы. Я ни от кого не пряталась и ни в чём подобном замешана быть не могу.
— Да, наверное, — задумчиво ответил он. — Ступай.
Герр Корбл Уц был озадачен. Сидя за столом, потирал лоб, разглаживая морщины. Умертвие… Так он окрестил убогую незнакомку, волей случая появившуюся у снятой ими на постоялом дворе каморы. Надо заметить, появившуюся очень своевременно. То, как она себя повела, и какое действие её умения оказали на обессиленную баронессу, указывало, что женщина непроста и, как оказалось, обучена грамоте.
Сегодня он так и не получил ответ на свой вопрос: «Почему её нанял?» Из-за баронессы? Нет. Тэрэсии он смог бы объяснить свой отказ не вдаваясь в подробности, и та бы его как всегда послушалась. Тогда почему?
Он знал, почему пожалел её. Эту… Язык не поворачивается снова называть её Умертвием. Тогда она была им. Убогость и увечье других людей вызывали в нём сочувствие и жалость.
Он сам был таким: убогим и жалким. Был таким за пределами поместья в чужих глазах. Здесь же, в замке барона фон Фестера, он чувствовал себя иначе: нужным, уважаемым. И любимым. Он знал, как относится к нему Ребекка — милая застенчивая женщина, служившая здесь ещё до его появления. Это вызывало в нём недоумение. Он привык к своему уродству, как привыкают к тому, от чего невозможно избавиться. Он принял его и всегда знал своё место, как и знал, что никогда не свяжет себя обязательствами по отношению к женщине. Что он может дать Ребекке? Ничего. Он бастард. Старый и уродливый. Он привык, что от него шарахаются и брезгливо отворачиваются, провожая презрительным взором. Он не такой, как все.
Будучи моложе, болезненно реагировал на проявление откровенного скотства и злых насмешек. С годами успокоился, стараясь реже покидать стены поместья. Да и необычайно сильные руки, сжимающиеся в тяжеловесные кулаки, придавали угрожающий вид его нескладной стати, охлаждая пыл задир. Нынче он оплошал. Желая помочь уродице, приобрёл в её лице проблему. Увидев Умертвие в ином обличье, насторожился. Женщина с такой внешностью доставит много хлопот. Хотя, она говорила, что её покусали клопы. Не понял. Не прислушался. Не присмотрелся.
Вот и сейчас, твёрдо намереваясь отказать ей в работе, всё же не смог указать на ворота. Почему? Она,
Герр Корбл Уц любил ясность во всём. Будучи управляющим поместьем, он всех работников помнил в лицо и знал, что ждать от каждого из них. Каспар, хоть и пьёт, но работник опытный и безотказный. Экономка вопросов никогда не вызывала. Ханна на кухне давно, с девичества. Остальные… Он знает всё обо всех. Все делают то, что должны делать.
И тут появляется Умертвие. Она понравилась хозяйке, завоевав её доверие своим желанием помочь и облегчить её боль. Он прислушался к Тэрэсии. Баронесса тот человек, ради которого он пойдёт на всё. Потому и помог этой незнакомке. Так вышло. Помог и всё. Да и как не помочь убогой, без крова над головой, без гроша в суме?
Помог, ну и ладно, но… Что-то насторожило. И не только перемена в её внешности. В утро, когда произошло убийство, искали женщину. Искали её? Сегодня он Лэвари узнал с трудом. Так может тогда её тоже не узнали? После укусов-то?
Мужчина, тяжело вздохнув и прихватив свечу, вышел из покоя, направляясь в свою камору.
Прошёл месяц с тех пор, как в замок привезли наследников барона фон Фестера.
Наташа улыбалась, глядя, как баронесса воркует над своими детьми, не позволяя оставлять их без присмотра ни на миг.
Вилда поглядывала на неё с пониманием, поддакивая и поддерживая во всём, что касалось малышей.
Отец семейства при каждом удобном случае заглядывал в покои супруги и, неизменно с осторожностью открывая дверь, с порога кивая в сторону кроватки, спрашивал:
— Ну, как вы? Всё в порядке?
И неизменно получал счастливую улыбку в дар.
Безразличным взором окидывал «замарашку» и спешил к жене облобызать ручки. Затем переходил к кроватке, где низко склонившись над сыновьями, созерцал их лица, и гордо выпячивая грудь, в который раз повторял:
— На меня походят. Верно, Тэрэсия? — Не ожидая ответа, резюмировал: — Наследники… Я снова не понимаю, кто из них Луц, а кто Леон, — поглаживал седой висок.
Пфальцграфиня в такие минуты грустила, вздыхая. Она бы тоже хотела такого внимания и заботы, защиты и стабильности.
А пока… Сидела в удобном мягком кресле у камина с очередным вязанием в руках. Её костюмчики и шапочки с узорами ромбами, косами и жгутами вызвали всеобщий восторг. Каждому хотелось их потрогать и рассмотреть, не говоря уже о том, чтобы научиться вывязывать подобную красоту.
— У меня так никогда не получится, — вздыхала баронесса, откладывая вязание.
— Получится, — подбадривала компаньонка. — Немного усидчивости и вам не будет равных во всём баронстве, а то и в Швабии.
Тэрэсия, прикусив нижнюю губу, снова бралась за спицы. Она любила наблюдать за Лэвари, неожиданно преобразившуюся из убогой болезной в прекрасную женщину. Глядя на неё, чувствовала, как душа наполняется покоем и верой в лучшее. Ещё больше любила её слушать. О чём они говорили? Обо всём. Но чаще всего компаньонка делилась своими фантазиями, так она называла те истории, которым не было конца. Это были истории о любви и верности, о коварстве и лжи, о рождении и смерти, в конце повествования которых всегда побеждало добро.