Возвращение
Шрифт:
— Хочу такое каждый день! — Хоть участие в процессе украшения торта совсем обессилило девушку, она была полна энтузиазма.
— Нельзя, — улыбнулась Наташа. — Этот десерт хорош тем, что он готовится только в торжественных случаях и поэтому так желанен. Это мой подарок всем вам на Йоль. Назовём торт — «Праздничный». — Отставила большой поднос в сторону: — Это вам, — глянула на работниц, — а это вам, — подвинула меньший Стрекозе.
По кухне прокатился восторженный рокот.
Полыхающее жаром полено, подобное горящему в господской зале, освещало довольные хмельные лица челяди. Наполовину
— Эй, Каспар, ну-ка подлей вина, — Ханна заглядывала в пустой кубок. — Хватит глазеть на иноземный пирог.
— А чего не посмотреть? — довольно отозвался тот, дотянувшись до кувшина. Сунув в него нос, почесал голову. — Надо бы долить. Это вы, бабы, до сладостей охочи. Что по мне, так лучше кубка доброго эля ничего нет.
— Ага, а тебе бы только нос захмелить, — поддакнула конопатая Уши. — Смотри, когда-нибудь без нюхалки останешься. Небось, забыл, как на прошлый Йоль чуть не отморозил его? Запамятовал, как в сугробе заснул спьяну?
— Да не спал я! — встрепенулся Каспар, дёрнув взъерошенной бородой. — Просто прилёг отдохнуть.
— Ага, звёзды посчитать, — не унималась Конопатая. — Казначей!
— И не пьян я был, а так, — смущённо буркнул старик, отводя глаза от хихикающих женщин, — вам, бабам, лишь бы понасмехаться. Может, это немочь у меня такая…
— Какая такая? — прыснула повариха.
— Редкая, — серьёзно произнёс мужчина. — Стоит чуток выпить, как не могу остановиться. Затягивает, проклятая. Раньше эта моя болезнь на баб распространялась, а сейчас на вино перетекла. Лечить надо. — И полушёпотом добавил: — Может, наша лекарка-пфальца поможет?
— Сковородка тебе поможет, — показала кулак Ханна.
— Иэх… — укоризненно качнул головой Каспар. — И ты туда же. Лучше возьми нож да дай отведать старому служке кусочек заморского пирога-тота, приготовленного знатными белыми ручками. Когда ещё доведётся? Если он так же хорош, как она…
— О, старого мухомора на сладкое потянуло?! — Подхватилась стряпуха. — Что, пришлая понравилась? Думаешь, приедет твой сын и ты его и её…
Старик молча махнул рукой, направляясь к бочке с вином, у которой собрались мужики. Знал, начинаются откровенные бабские разговоры, которых он терпеть не мог.
— Давно бы так, — хлопали его по спине мужчины, наполняя кубки. — Этих баб слушать — ночь не спать да беложилье мотать.
— Вон, они уже компаньонку хозяйскую обмывают…
— …А что? — вмешалась подсобница. — Неважно, что бедная, такая как мы… Зато из господ.
— Как мы? Вы что, бабы, нам до неё не дотянуться. Видали, что она умеет. То-от, — произнесла с благоговением.
— Трот, гусыня ты глупая, — хихикнули рядом. — Трот «Глюси».
— Нет, «Глюсь» было вот это, — Уши ткнула пальцем в крем. — А трот назвался «Праздничным», значит, Йольским.
— Разве не «Дрисет»? — робко отозвалась, сидящая рядом с мамкой кареглазая девчушка.
— Нет, дочка, «Дрисет» — это то, что часто нельзя, — погладила малышку по голове.
— Ханна, и ты уступишь
— Он и не глянет на тебя больше.
— Надо тебе его «Глюсёй» накормить, — смеялись женщины, толкая в бока раскрасневшуюся Ханну, сердито поглядывающую на них.
— А вот накормлю я вас завтра прокисшим супом! — не выдержала она. — Тогда посмотрим.
— Ничего вы не понимаете. Я слышала, как хозяйка говорила, что её компаньонка пьёт по утрам пахучее чёрное горячее варево. Что за варево? Чё-ёрное-е…
— А эта, что с ней прикатила, не отходит от неё да всё лащится. С чего бы?
— И молодой нотар на госпожу Элли заглядывается. Дела…
— А помните, кто-то сказал, что она может морок навести? На нашего Корбла и навела. Ребекка, куда ты смотришь?
— Да уймитесь вы, сороки. Недаром говорят: две бабы — базар, три — ярмарка.
— А у нас что?
— Йоль у нас! Гэй, гэй, Йоль… — затянули весёлую песню.
Наливайте глубокие кубки вина,
Вновь приходит к нам праздник весёлый,
Человек ты, иль Бог или тролль,
Все сердца волнует Йоль.
И что будет с тобой, и что будет с тобой,
То решается в Йоль…
Застучали кубки, загомонили женщины, смеясь, радуясь, что встречают праздник в тепле и сытости, в кругу близких и детей, снующих без устали по кухне, горящими глазами поглядывая на чудо-пирог, хрустя сочными краснобокими яблоками, закусывая медовыми пряниками да сладкими творожными пирогами с ягодными начинками.
Чудесный день! Солнышко светило, бликуя на белоснежных шапках островерхих крыш замка и пологих уступах крепостных стен. Лёгкий морозец. Выметенный двор. Нетерпеливо переминающиеся с ноги на ногу кони, запряжённые в сани. Скользкая подошва кожаных сапожек. Мир вздрогнул, собираясь перевернуться.
— Осторожнее, госпожа Вэлэри.
Крепкая рука нотара ухватила её под локоть, удерживая от падения. На неожиданную помощь ответила улыбкой:
— Спасибо, Эрих.
— Здесь простимся, — поравнялся с ними Корбл. — Стрекоза, запахнись. — Не дожидаясь реакции на слова, стянул полы меховой накидки на груди Элли.
— Я буду скучать, — обняла она Наташу. — Вы ведь навестите нас весной, как обещали? А ещё обещали научить меня…
— Навестит и научит, — прервал словесный поток сестры Уц, обращаясь к нотару: — Значит, жду вас через две недели с бумагами по общинному лугу. А могу и сам приехать в Аугуст. Заодно и гляну, как сиятельные госпожи устроились. — Метнул взор на графиню, забирающуюся в сани. Вздохнул. Как некстати она появилась.
— Корзину… Корзину со снедью возьмите, — суетилась Ребекка.
— Я приеду, как договорились, господин управляющий. — Эрих прощался с Элли, целуя её руки и едва слышно прошептал: — До встречи, моя прелесть.
Стрекоза вспыхнула, сдерживая порыв броситься мужчине на шею и не отпускать. Сердечко зашлось в радостной сладкой истоме. Прикосновения тёплых рук нотара вызвали непонятные ощущения, когда в душе цветёт весна и хочется плакать от счастья.
— Герр Корбл, спасибо вам за всё. Простите, если что не так. — Наташа обняла мужчину, прижалась к нему, почувствовав тяжёлые крупные ладони на своих плечах и успокаивающие поглаживания по спине. Стало тепло и спокойно. Так делал папка — тот, другой, — когда она, напроказничав, искала утешения в его объятиях. Знала, поймёт и простит.