Возвращение
Шрифт:
– Мне читать юмористические рассказы?
– А что в этом такого? Это сейчас читают почти одни мужчины, а в мое время были и женщины-комики, и пародисты. Ну что, даешь концерт!
– Я тебя люблю! – она повисла у меня на шее.
– Вы еще долго будете топтаться в прихожей? – спросила из комнаты Надежда. – И не кричите так сильно. У нас никто дверь не менял, и ваши крики слышны на лестничной площадке.
– Извините, – сказал я. – Мы будем вести себя тихо-тихо.
– Мам! – сказала Люся. – У меня пятерка по истории и перевод в десятый класс!
– Я уже поняла, – сказала Надежда. – Раз нет слез и вы обсуждаете творческие планы на весну, значит, все в порядке. Гена, вам действительно может угрожать опасность?
– Может, – ответил я, – но не сейчас. И руководство делает все для
– А зачем тогда тебе пистолет?
– Действительно, расшумелись, – с досадой сказал я. – Оружие – это только дополнительная подстраховка. Да и у нас будет больше свободы, если я смогу сам постоять за себя и свою подругу. Не ходить же повсюду в окружении телохранителей. Так как раз быстрее привлечешь внимание. Я во все это влез не для того, чтобы водить дружбу с Брежневым и разъезжать на «Волгах». Дело не во мне, но, к сожалению, я вам ничего рассказать не могу, вы же знаете.
– И знать ничего не хочу, – ответила Надежда. – Не нужны мне ваши секреты, за вас только боязно.
– Ладно, мам, мы в мою комнату, – сказала Люся. – Гена, захвати портфель.
Мы прошли через гостиную, где на диване с книжкой в руках лежала мать Люси, и зашли в комнату подруги.
– Я смотрю, моя мама твою приучила к детективам и книгам о разведчиках, – заметил я, рассмотрев обложку книги. – Я у вас «И один в поле воин» не видел.
– Да, это ваша книга, – сказала она. – Слушай, у нас сегодня вся школа шумела и спорила насчет сбитых американских самолетов. Никто не верит таким цифрам. То сбивали по одному-два, ну пусть даже пять, и то не каждый день, а то сразу пятьдесят два!
– Помнишь, я тебе говорил о массовых бомбежках Ханоя? – спросил я. – Американцы и раньше бомбили Северный Вьетнам, но не так сильно. Так вот, реальность уже изменилась и не только у нас. Я не знаю, что сделали наши, но, скорее всего, они или подбросили вьетнамцам ракетных установок в дополнение к тем, которые уже есть, либо разместили там наши части ПВО. Скорее всего, сделали второе, потому что так быстро научить местных не получится. Начиная с середины ноября потери американской авиации постоянно растут. А вчера массово бомбили и Ханой, и порт в Хайфоне. Говорили, что пытались уничтожить и мосты. В моей реальности это произошло на неделю позже. И сбили тогда всего один самолет. Видимо, было сильное прикрытие, и вьетнамцы не поднимали головы, а тех, кто поднял, раздолбали. А сейчас наоборот американцам не дали толком отбомбиться и каждый третий самолет из полета не вернулся. Это очень чувствительный удар. И дело не только в технике. Каждый второй самолет взлетел с одного из авианосцев. Пилоты морской авиации – это элита военно-воздушных сил США. На обучение таких пилотов тратится много времени и средств, и быстро их не заменишь. Посмотрим, какая на это будет реакция в Штатах. Американцев по большому счету не интересует в мире никто, кроме них самих. Это уже гораздо позже они убедят всех, в том числе и самих себя, в том, что борются за права человека. Сейчас им эти права до лампочки. Недаром их правители в таких случаях твердят о нарушении национальных интересов США. И на гибель вьетнамцев большинству из них плевать. Массовые выступления против войны начнутся, когда в Америку хлынут гробы с их мужьями и детьми. Похоже, теперь это случится раньше. Ладно, это не наше с тобой дело, хотя я буду только рад, если этой сволочи надерут задницы.
– А ведь ты их сильно не любишь! – заметила Люся.
– А не за что их любить! – ответил я. – До ненависти я не опускался, но и уважения к ним не было никогда. Понимаешь, отдельные американцы могут быть прекрасными людьми: умными, добрыми, талантливыми. А вот вся нация в целом... Пока они строили у себя американскую мечту и не лезли наводить свои порядки в мире, все было нормально. А потом... Вся послевоенная история прошла в попытках подгрести под себя как можно больше ресурсов, выстроить всех остальных в шеренгу и уничтожить Советский Союз, который мешал им устанавливать в мире свои порядки. В конце концов, это у них получилось, хоть и не полностью. Россия им тоже постоянно мешала. И вменяемыми они становились только тогда, когда получали по морде. Ну их к черту, давай
– В нашем кинотеатре идет «Операция ы», – сказала Люся. – Даже ездить никуда не нужно, всего десять минут ходьбы. В классе многие ходили смотреть второй раз.
– В нашем фильме эта троица тоже снялась, – сказал я. – Жаль, что все эпизоды снимались порознь, было бы интересно на них посмотреть. Давай сходим на «Операцию», а потом можно сходить в цирк. А насчет театров нужно сначала узнать, что и где идет, а потом заказать билеты. Я не знаю, как с этим сейчас, но в мое время попасть, например, в Большой театр было трудно. Давай завтра, когда Елена приедет за очередной порцией писанины, ее озадачим и цирком, и театром. Она и билеты организует, и транспорт. Можно подкинуть идею, чтобы она нас там охраняла. Пусть женщина хоть немного отдохнет в рабочее время за государственный счет. Да, совсем забыл. Сегодня звонил Сааков. Не забыла еще такого? Приняли у него весь фильм без поправок, так что и два защитника прав малолетних зрителей там остались, и ты сможешь на себя полюбоваться. И бывший наш класс посмотрит. Жаль, что у меня не будет ничьих адресов, кроме Сергея. Хотя вру! Я же в той жизни переписывался с Ленкой, так что ее адрес в Уфе помню. Можешь послать ей поздравительную открытку к Новому Году. Только делай это пораньше, кто его знает, сколько времени проверяют нашу почту.
На следующий день я поговорил с Беловой, а куратор нам выделил охрану в кинотеатр. Через пару дней мы съездили в цирк, а еще через день попали в Большой театр на «Лебединое озеро». Я посмотрел балет с удовольствием, а подруга получила столько впечатлений, что наши собственные репетиции пришлось на день отставить.
– Жаль, что я не умею так танцевать! – сказала она мне, уже отойдя от балета. – Такому можно посвятить жизнь!
– Жизнь можно посвятить чему угодно, – возразил я. – Музыке, например, или пению. Так танцевать могут единицы, да и не пустил бы я тебя в балет. Очень мне нужно, чтобы тебя там лапали мускулистые балеруны. Я скоро этим займусь сам.
– Могли бы уже... – шепнула она. – Меньше двух месяцев осталось. Поговорил бы с отцом, он поймет.
– Были бы мы совершеннолетние, я бы вообще ни с кем не стал разговаривать, – сказал я. – Они и так переступили через себя, а ты хочешь, чтобы я на них давил. Потерпим. Там еще, кстати, месяц испытательного срока. Но для нас, думаю, его уберут.
На следующий день приехал Келдыш. Я познакомил его с мамой и увел в свою комнату.
– У меня только один вопрос, – сказал он. – Точнее, вопросов несколько, но по одной теме. И еще хотел спросить. Мне сказали, что ты пишешь комментарии к своим спискам. Не мог бы ты заодно осветить несколько вопросов, которыми мы начнем заниматься в самом ближайшем будущем? Темы интересные и перспективные, но уж больно кратко описаны.
– Передайте вопросы Беловой и, если мне будет что добавить, я напишу. Я все-таки не энциклопедия, читал только то, что изучали или меня интересовало, и не все помню дословно. Хорошо еще, что многое запомнилось зрительно. Если бы я специально готовился, тогда другое дело, но с моей тогдашней головой вряд ли я что-нибудь запомнил бы. Как раз из последнего периода жизни вспоминается меньше всего. Давайте, Мстислав Всеволодович, ваш вопрос.
– Здесь у вас три вопроса, – сказал я, ознакомившись с его бумагой. – По первому я могу дополнить много, по третьему – только чуть уточнить отдельные детали. А вот второй... Я кое-что вспоминаю, но не уверен, что это именно та технология. Я интересовался жидкими кристаллами, но не на таком уровне. Давайте я напишу все, что знаю, со знаком вопроса. А уж вы потом сами решайте, подойдет вам написанное, или нет.
Довольный Келдыш уехал, а ко мне прибежала Люся, и мы начали репетицию. Песни чередовали с репризами. Я вспомнил рассказ о типе, который хотел спереть кирпичи из бочки, служащей противовесом. В мое время его рассказывал Задорнов, и еще я то ли где-то слышал, то ли читал, что подобное было на самом деле в Штатах, и потом об этом даже была публикация в одной из американских газет. Оттуда, наверное, и содрали. Ничего, американцы на меня не обидятся за плагиат. А вот с Люсей ничего не получилось. Она или мямлила, или начинала смеяться сама.