Возвращение
Шрифт:
Никита легко подбросил ее вверх и боком усадил в седло.
— Не дамское, конечно, лука короткая, держаться тебе не за что будет, — посетовал Никита. — Но ты спину ровнее держи, да уздцы из рук не выпускай. Бог даст — доедешь!
Никита легонько шлепнул лошадь по вспотевшему крупу, и она, чуть взбрыкнув, оттолкнулась копытами и с прыжка поскакала вперед.
— Спасибо, Илья Петрович, что согласились приехать, — кивнул Корф доктору, когда он появился у заброшенной избушки лесника вместе
— Говоря по совести, мне совершенно не в радость эта обязанность и не к чести эта честь, — сухо ответил Штерн. Он был весьма обескуражен этим, с позволением сказать, приглашением — доктор глубоко уважал обоих молодых людей, и их необъяснимое решение стреляться вызвало у него не только грусть, но и протест. — Вообще-то я желал бы для вас перемирия. И готов принять участие в обсуждении этой возможности.
— К сожалению, Илья Петрович, — покачал головой Корф, — примирение никого не устроит, ибо от результата этой дуэли зависит личное счастье каждого из нас.
— Так это из-за женщины? Но я никогда не замечал, чтобы вы предпочитали общество одной и той же дамы.
— Это старая история, Илья Петрович, — осторожно сказал Репнин. — Просто мы, наконец, решили подвести под ней черту.
— А заодно и под своей жизнью? — воскликнул доктор.
— Увы! — с недобрым смешком развел руками Корф.
— Владимир! Ты опять юродствуешь?!
— А мне надоела твоя скорбная физиономия праведника!
— Господа! Господа! — бросился разнимать их Штерн. — Вот уж никак не думал, что все так далеко зашло. Вы же никогда не проявляли своих чувств публично.
— А зря, — бросил Корф. — Глядишь, и стреляться было бы не надо. Набили бы друг другу морды, угодили под трибунал и — завтра же на Кавказ, рубить головы чеченцам.
— Какой же ты все-таки кровожадный, князь!
— Нет, я жизнелюбивый. Я сладкого не выношу — рассиропят слезы, растают, вместо того, чтобы решительными действиями взять эту чертову невинность на приступ — и дело с концом!
— Кого ты пытаешься оскорбить?
— Да тебя же, тебя, романтичный ты мой! — вскричал Корф. — Чтобы ты прекратил уже лишние разговоры и помог доктору разметить шаги. Секундантов у нас нет, так что все в наших руках.
— Владимир Иванович, — вздрогнул Штерн, — а может, все-таки — того, передумаете?
— Никогда! Я намерен стреляться.
— И я! — в тон ему расхрабрился Репнин.
— Смотри, стреляй метко. Потому что я не промахнусь.
— Не будь столь самоуверен. Даже лучшие стрелки иногда погибают.
— Вот и славно! Приступим к формальностям? Обменяемся пистолетами?
— Твоему благородству нет предела, — съязвил Репнин.
— А ты его хотя бы зарядил? — хмыкнул Корф, принимая от него пистолет.
Доктор Штерн удрученно покачал головой — друзья вели себя, как птенцы-задиры. Рассчитывать на здравомыслие не приходилось, и поэтому он обреченно смотрел, с каким азартом Репнин и Корф размечают место дуэли, обмениваются пистолетами и проверяют их. «Невероятно, — подумал Штерн. — Я чувствую себя приговоренным к смерти, а эти двое только что не веселятся — подтрунивают друг над другом, слово за слово!»
— Что же ты, Миша? — покрикивал на Репнина Корф. — Это просто. Целишься в переносицу, нажимаешь на курок и… Сразу же и увидишь, что у меня вместо мозгов.
— Об этом и без выстрела догадаться несложно, — в тон ему отвечал Репнин.
— У тебя зато есть прекрасная возможность проверить практикой теорию. Или опровергнуть ее. Что же ты медлишь, поручик?! Неужели струсил?
— Нет! — сквозь зубы процедил Репнин.
— Не тяни — здесь все просто. Или я умру, или она останется со мной.
— Замолчи!
— Так стреляй же, черт возьми!..
Репнин поднял пистолет и выстрелил в воздух. Пуля ушла вверх, и с деревьев мягкими хлопьями западал растревоженный снег.
— Слава Богу! — воскликнул доктор Штерн.
— Ах, как благородно! — язвительно бросил Корф. — Только это плагиат, Миша. И потому не считается. Будем думать, что ты промазал. Молись, Мишель!
— В следующий раз… — начал было Репнин.
— Следующего раза не будет, — усмехнулся Корф, покачивая пистолетом, как веером.
— Стреляй! — зарычал взбешенный его издевательствами Репнин.
— А я первым делом направлюсь к ней в спальню и поведаю о твоем великодушном поступке. Думаю, мне потребуется не одна ночь, чтобы утешить твою прекрасную даму…
— Стреляй! — Репнин вдруг сорвался с места и бросился на Корфа, сбив его с ног — пистолет вылетел из руки Владимира и упал в снег.
— Идиоты, — схватился за голову Штерн.
— Итак, за мной выстрел, сударь, — зло сказал Корф, поднимаясь с земли и легкомысленным жестом отряхивая с сюртука снег.
— Стреляй, хватит ломать комедию, — закричал Репнин, возвращаясь на свое место.
— Надеешься, что твоя красивая смерть тронет ее до глубины души? И, рыдая на твоей могилке, она вычеркнет меня из своей жизни?
— Кретин!
— Господа, — взмолился Штерн, — или стреляйтесь, или… Ноги мерзнут.
— А ты — трус!
— Самодур! И ханжа к тому же.
— Так, — засобирался Штерн, — вы здесь разбирайтесь сами, а я поехал. А то вы прямо, как дети малые!
— Что же, придется тебя все-таки пристрелить!
— Наконец-то! — поддел Корфа Репнин. — Жаль только, что она будет обречена всю жизнь видеть перед собой твою лицемерную физиономию!