Возвращение
Шрифт:
— Ваше решение окончательно, Мари? — мягко спросила мама Тере.
— Да! Мне нужно воспитывать внука. И для меня это — священный долг! Супруг предложил мне нанять для него нянечку, которая станет жить в нашем доме, но меня такой вариант не устраивает. Еще у меня есть Нанетт… Ах, мама Тере, после смерти Матильды она угасает с каждым днем! Скоро мы ее потеряем, я это чувствую… Поймите, у меня нет больше сил.
Мари заплакала. Это случалось с ней каждый раз, когда она вспоминала о дочери или ласкала Луизона. Однако она продолжила, всхлипывая:
— Дорогая мама Тере, простите, что создаю вам трудности… Думаю, мадам Барре
Мари хотела было что-то добавить, но не смогла. Жестом извинившись перед мамой Тере, она вышла из комнаты. Адриан, который полностью одобрял решение супруги, сказал:
— Мари наверняка пошла к Нанетт. Как вы понимаете, я присматриваю за своей супругой… Она очень плохо себя чувствует. Мы много говорили о трагедии, и я могу вас заверить, что решение отказаться от должности учительницы — результат здравого размышления.
— Я знаю, что нашей Мари сейчас очень плохо, мсье Меснье. Мы все много молимся, чтобы она обрела душевный покой. Передайте ей, чтобы не беспокоилась о своих ученицах, и хорошенько заботьтесь о ней! Я сама пока заменю ее, и у меня есть на примете человек, который сможет взять ее класс. Молодая женщина, очень способная…
— Огромное спасибо, мадемуазель Берже! Как дела у вашей Мадлен? Она уже должна была поправиться после ангины!
— Мадлен чувствует себя прекрасно, спасибо!
Адриан, проводив гостью, закрыл входную дверь и вздохнул. Он не был уверен в том, что его жена сделала правильный выбор, решив закончить учительскую карьеру. Что до него самого, то он еще даже не думал отходить от дел! Обязанности доктора, всегда хлопотные, помогали ему пережить утрату. Мари долго не могла справиться с горем. Много слез она пролила бессонными ночами, терзаясь все теми же угрызениями совести и задавая себе вопросы, на которые не было ответов. Потом пришел день, когда боль, оставаясь весьма ощутимой, стала выносимой… Возможно, именно Луизону удалось вытащить бабушку из бездны отчаяния. Мари пришлось снова вернуться к жизни — разве ей можно отчаиваться, когда нужно растить маленького внука? Она поклялась Ману, что позаботится о нем.
Мари действительно убежала в комнату Нанетт. Старушка вот уже неделю не вставала с постели. Приемную дочь она встретила жалобным:
— А, это ты, моя курочка! А где наш малыш?
— Он спит, моя Нан! Луизон — спокойный, как ангелочек! Я принесу его тебе, когда он проснется.
— Конечно принеси! Знай, Мари, я не увижу, как это дитя будет расти! И мне очень жаль…
— Нан, дорогая, ты так говоришь, потому что устала, вот и все! Но ты попьешь укрепляющие средства, будешь хорошо кушать и скоро поправишься!
Нанетт отрицательно помотала головой. Мари с испугом отметила, что ее кожа стала прозрачной, «пергаментной», а под ней теперь была заметна синеватая сеточка вен. Она сильно похудела, черты лица заострились.
— Нан, дорогая, побудь с нами хоть немного! Не уходи так рано! Ты должна увидеть, как вырастет твой правнук Луизон! Ты нужна ему! И мне ты тоже нужна! Умоляю, поживи еще!
— Нет, Мари, думаю, мое время пришло! Знаешь, доченька, когда умерла Ману, я второй раз потеряла своего сына! В нашей Матильде я видела своего Пьера, в них много общего… Она так была на него похожа! Даже будучи совсем крошкой! И поэтому я была с ней строга. Уж можешь мне поверить! Моего Пьера мне приходилось колотить, и не раз, чтобы наставить на путь истинный!
Старушка теперь все чаще вспоминала прошлое. Да, когда-то у нее хватало сил догнать мальчишку в коротких штанишках и отшлепать его.
— Я была крепкая, моя курочка, в молодые-то годы! Помнишь, как я месила тесто на хлеб? Там нужна сила, чтобы дать ему побольше воздуха… И сено умела сгребать! Помогала своему Жаку в поле, а вечером варила суп и мыла посуду. И я была счастливой, Мари! Послушай…
Мари вытерла слезы и склонилась к ее изголовью.
— Я слушаю тебя, моя Нан!
— Скажу тебе одно: когда я умру, не убивайся по мне так сильно! Поплачь, моя доченька, без этого нельзя. Но в мои годы уже пора встретиться с добрым Боженькой! Я уже рассыпаюсь на ходу, моя курочка! Там, на небесах, я увижу моего Пьера и Ману! И оттягаю их за уши, уж поверь мне, за то, что они столько горя тебе причинили! Помнишь, я ругала тебя, когда ты собралась замуж за Адриана? Но теперь я не жалею, что так вышло, этот человек — святой! А мой Пьер был удалец только за юбками бегать, выпить лишнего да кричать с вечера до утра. И все-таки он тебя любил, Мари, можешь не сомневаться! И наша Матильда, она тоже крепко тебя любила…
Совсем обессилев, Нанетт умолкла и закрыла глаза. Испугавшись, Мари схватила ее за руку и взмолилась:
— Нанетт! Моя милая Нан!
— Я еще тут, моя курочка! Сил у меня уже нет, но я не уйду, не сказав тебе последнее «прощай»! Ты научила меня хорошим манерам, верно? Моя милая барышня из «Бори», моя крошка… Счастье, что ты досталась мне в дочки. Ну, иди теперь к Луизону! Не хватало еще, чтобы он плакал! А потом, когда у тебя будет минутка, свари мне цикорного кофе.
— Хорошо, Нан, дорогая! Я скоро вернусь!
***
Нанетт угасла через десять дней, получив последнее причастие. Бывшая сирота была рядом со своей приемной матерью до самого конца. Старушка прижимала руку «своей курочки» к сердцу до того самого момента, пока оно не перестало биться и она, наконец, не отправилась в мир иной, где ее дожидался сын, которого она собиралась как следует отчитать! Когда с уст старушки слетел последний выдох, Мари навсегда закрыла ее светлые глаза, которые столько раз сверкали лукавством или гневом…
Семья собралась снова, чтобы пережить еще одни похороны. Сердца, все еще кровоточащие после смерти Матильды, теперь страдали еще и от потери той, которую все так любили. Нанетт была, можно сказать, краеугольным камнем в доме, голосом рассудка и сердца, обличителем и одновременно сокровищем любви в чистейшем виде! Жизнь без нее утратила свой вкус и свой рельеф. Стул у печки стоял пустым, и только кошечка Мелины Опаль время от времени вспрыгивала на него в поисках той, которая так любила ее гладить и разговаривать с ней на патуа… Отношения между старушкой и детьми Мари от двух браков и дочерью Леони были очень разные, и все же Нанетт для каждого из них была бабушкой, а для Мари — настоящей матерью.