Вперед и с песней
Шрифт:
Глядя на нее, я смирилась и морально подготовилась к самому худшему результату ее священнодейства. В который раз пришли мысли о том, что все же служба частного детектива и опасна, и трудна, хоть на первый взгляд особо не видна. И потому пора бы подумать о повышении ставки ежедневного гонорара.
А главное — рискованна! Ну неужто я по доброй воле когда-нибудь доверила бы свой внешний вид этой клушке? Но ничего не поделаешь — надо, а времени, чтобы ехать к своему проверенному мастеру в дорогой элитный салон, у меня сейчас было в обрез.
И вот я сидела перед своим клиентом в преображенном виде
— Но у меня тут назначено, — пробормотал Адам Егорович растерянно.
— А у меня тоже, может быть, назначено, а? — ответила я визгливым голосом, который научилась копировать у торговок на лотках. — А ты, мужик, дуй отсюда, пока цел! Ну-ка, шементом!
Мне было интересно, как будет вести себя Адам Егорович в ситуации, в наше время достаточно распространенной.
— Это вы… мне… мне? — даже начал заикаться от неожиданности Адам Егорович. — Да как вы… вы… вы… так можете?
— Запросто, — сказала я развязно, хотя, честно говоря, мне уже становилось немного жалко моего перепуганного и растерянного клиента.
Но такое уж это дело — профилактика. Сначала больно, сначала — ой-ой-ой, зато потом имеешь шанс не заболеть и в более серьезной ситуации за себя постоять.
Пока, правда, мой медико-профилактический труд не давал должных результатов. Адам Егорович, весь красный от гнева, дрожащими руками уже сворачивал свою садоводческую газету, бормоча себе под нос что-то обиженное и неразборчивое. Как я поняла, он на полном серьезе собрался уходить.
— Эй, Адам Егорович, куда это вы собрались? — остановила я его. — Что-то я вас за газеткой сразу не узнала. Ведь встреча-то у меня назначена — с вами! Вы случайно не забыли?
— Вы… вы… погодите? — пробормотал Адам Егорович, мигом окаменев и уставившись на меня своими застекленными глазами. — Погодите, так это вы, Танечка, или не вы?
— Да как же это не я? Я — Таня Иванова, — сказала я своему оторопевшему клиенту. — Будем знакомы еще раз. Мне просто в интересах дела пришлось немного сменить свой имидж. Вот и все. Вам как — нравится?
— Нет, — решительно замотал головой Адам Егорович. — Не нравится. Нисколько не нравится. Та девушка была лучше, нежнее, что ли, а вы какая-то… грубоватая и слишком уж черная.
— Ну ничего, как только с вашей чумой покончим, сразу же вернемся к прежней, это дело нехитрое, — заверила я Адама Егоровича.
Теперь Одупейло, глядя на меня, расстроенно щелкал языком и смешно крутил в разные стороны головой, словно все еще надеясь отыскать во мне следы прежнего облика.
— Нежность мы вернем. Но пока нам прежде всего надо найти и вернуть на место Лепесточкина. А для этого — отыскать Лилю. Хотя, вы уверены, что девушку зовут именно так? Может быть, все же — Роза? В больнице нет никакой Лилии, но есть Роза… Тоже, говорят, цветочек еще тот…
— Может, и Роза, — сразу же согласился Адам Егорович, который по-прежнему выглядел каким-то потерянным. — Я просто помню, что цветочек. Цветок в грязи… Да, вполне
Насколько я поняла, вынужденная вылазка в город полностью сбила моего клиента с наезженной колеи и навеяла на Адама Егоровича ностальгические воспоминания, которые порой начинают трясти человека почище любой желтой лихорадки.
Неужели он из-за этого расстроился? Или так волнуется о пропавшем товарище?
— Извините, но когда я подошла, мне показалось, что вы чем-то сильно расстроены. Вы не должны от меня ничего скрывать, мы договорились. Неужели так переживаете из-за Лепесточкина? Не горюйте слишком сильно, мы непременно его найдем… — попыталась я, насколько это возможно, ободрить этого сверхчувствительного человека со странной фамилией Одупейло.
Конечно, я-то была в курсе, что он только что вылез на землю из своей «подводной лодки» после двухлетнего перерыва, но при этом постоянно забывала, что он наверняка воспринимает окружающее, думает и чувствует совершенно иначе, чем остальные люди.
— Нет-нет, не обращайте внимания, — сказал Адам Егорович, шумно сморкаясь в платок, и я поняла, что он все же окончательно признал меня и в новом обличье. — Просто пока я ждал вас тут, за соседним столиком беседовали две женщины — тут, оказывается, в округе целый больничный городок! — которые дожидались, когда в палатах пройдет обход. Так вот, у одной из них ребеночек тяжело болеет пневмонией, и врачи пока даже не дают гарантии, что смогут мальчика спасти… А я подумал… Я подумал… Нет, впрочем, это сплошные глупости, то, что я подумал. Не слушайте меня совсем…
— Ну? И все же? — нетерпеливо переспросила я. — Что же вы подумали?
— Я подумал на минуту: а вдруг у этого ребенка… у этого мальчика вовсе не пневмония, а… легочная чума? Но врачи об этом не знают, и даже не догадываются, и потому не смогут его спасти. Вы можете себе такое представить? Ведь пока они распознают, сделают лабораторные анализы, могут заболеть и умереть уже десятки и даже сотни людей…
— Господи, ну что у вас за мысли, Адам Егорович, — попыталась я попридержать ни на шутку разыгравшееся воображение моего клиента. — Давайте разберемся, есть ли какие-нибудь реальные основания для ваших предположений, а потом уж будем паниковать. Наверное, вы просто плохо спали.
— Нет, эту ночь, как ни странно, я почему-то, наоборот, спал как убитый, — грустно заметил Адам Егорович. — Как мертвый. Хотя обычно, хочу вам заметить, сплю очень тяжело, засыпаю только со снотворным, а среди ночи, как правило, несколько раз просыпаюсь. В связи с этим, Танечка, я могу даже высказать предположение, что кто-нибудь, а так как никого рядом больше не было, значит, это все-таки был Валечка, хотя до конца поверить в такое я тоже не могу… Так вот, кто-то подсыпал мне в стакан крепкого снотворного, двойную или тройную дозу. И я действительно заснул как убитый, поэтому ничего не помню из того, что происходило в лаборатории прошедшей ночью. Буквально — ничегошеньки! Закрывались ли двери, открывались ли, ходил ли кто-то…