Вперед, на Запад!
Шрифт:
Его кузены, весело шагая, как подобает юным людям, по прямой дороге через торф подошли к Аппельдору со стороны гостиницы «Привал моряков» как раз вовремя, чтобы увидеть, почему Евстафий так старался скрыться от них. У дверей гостиницы стояли четыре лошади мистера Томаса Лэя, нагруженные мешками и чемоданами. Грум мистера Лэя держал лошадей, в то время как Евстафий Лэй и двое иностранных джентльменов садились на них.
— Соврал-таки, — проворчал Эмиас, — он сказал нам, что идет в Норшэм.
— Мы не знаем, не был ли он там, — возразил Франк.
— Что? Да ты такой же гадкий иезуит, как и он, если хочешь оправдать его с помощью подобной увертки.
— Он мог изменить свое намерение.
— Да
— Зачем тебе бечевка, дружище?
— Чтобы пустить волчок, разумеется.
— Волчок? С каких пор у тебя завелся волчок?
— Я куплю его в этой лавчонке и… пойми, я должен видеть, чем кончится эта игра. Почему бы и мне не иметь заранее заготовленный предлог, как сделал бы Евстафий? — С этими словами Эмиас втолкнул Франка в маленькую лавчонку, которая не была видна стоявшим у дверей гостиницы.
— Что за диковинных зверей привез он! Посмотри на это трехногое существо, которое пытается взобраться на лошадь не с той стороны. Как он смешно карабкается, словно кошка на дерево.
Трехногий человек оказался высокой, смиренного вида личностью, наряженной в пышные одежды, с большим пером и с таким длинным и широким мечом, что он мало отличался по размеру от очень тонких и сухих голеней, между которыми болтался.
— Юный Давид с мечом Саула [41] , — сказал Франк.
— Лучше бы он и не нацеплял меча. Он, наверное, никогда его в руках не держал.
— Почему кто-нибудь из милосердия не тащит за ним эту штуку?
Меч, три или четыре раза отброшенный пинком со своего неудобного места между ногами, немедленно возвращался туда обратно, и, когда рукоятка оказалась немного слишком назади, оружие из-за чрезмерной длины перевязи под смех конюхов и шутки матросов стало дыбом, острием в воздухе — совершеннейший хвост.
41
Давид — солдат армии царя Саула; по несправедливому подозрению, был преследован Саулом, скрывался и несколько раз имел возможность убить царя. В одном из таких случаев забрал у спящего Саула меч, чтобы показать, что царь был в его руках.
Количество библейских намеков в речах действующих лиц романа не покажется удивительным, если вспомнить, что Библия считалась католиками книгой, которую мирянам (то есть не священникам) читать не следует; в католических странах библия — по-латыни. Одним из первых дел национально-буржуазной реформации (как в Англии, так в Германии и в других странах) явился перевод священного писания на родной язык. Таким образом, знание Ветхого и Нового Заветов в то время было результатом не столько религиозного рвения, сколько национальной гордости.
Наконец бедняга с помощью стула влез на лошадь. Тем временем его товарищ — иностранец, дюжий топорный мужчина, столь же нарядный и вряд ли более ловкий — сделал такой стремительный прыжок в седло, что свалился бы с другой стороны, если бы его не подхватил конюх, державший стремя. Зато от этого толчка упала его шляпа с пером.
— Черт возьми, тот — с лицом бульдога — побывал в сражении. Видишь, Франк, у него пробита голова.
— Этот шрам, мой сын, всего только след самых что ни на есть католических и апостолических ножниц. Мой милый глупыш, это — тонзура патера. [42]
42
Католические
— Чертова собака! Если бы только мои матросы видели это, они бы сунули его головой в воду. Я почти готов пойти и сделать это сам.
— Дорогой Эмиас, — произнес Франк, кладя два пальца ему на руку, — эти люди, кто бы они ни были, гости нашего дяди и, следовательно, гости всей нашей семьи. Через день-два мы явимся к ним с визитом в Чепл и посмотрим, нельзя ли обойтись с этими лисицами, как поступает барсук с лисой, когда застает ее в своей норе и не может выгнать ее скверным запахом.
— Как так?
— Сует в отверстие букет душистых трав — лисицу от него тошнит.
— Ладно. Идем завтракать. Этих каналий больше не видно.
Тем не менее Эмиас не мог устоять против искушения подойти к дверям гостиницы и спросить, кто были джентльмены, уехавшие с молодым Лэем.
— Джентльмены — из Уэльса, — ответил конюх. — Они прибыли прошлой ночью на лодке из Мильфордской гавани. Их зовут мистер Морган Эванс и мистер Эванс Морган.
— Мистер Иуда Искариот и мистер Искариот Иуда, — процедил Эмиас сквозь зубы, а вслух заметил:
— Эти джентльмены из Уэльса — неважные наездники.
— Я так и сказал груму мистера Лэя, но он объяснил мне, что бедные джентльмены живут в такой гористой стране, где даже охотиться приходится пешком. Им было не так легко выучиться ездить, как здешним молодым джентльменам вроде вас, ваша милость.
— У тебя, парень, слишком бойкий язык, — сказал Эмиас, который был очень не в духе. — Уверен, что ты тоже папист.
— Что ж из этого? Королевских законов я этим не нарушаю. Я не хожу в норшэмскую церковь, но я каждый месяц плачу шиллинг в пользу бедных, как предписывает закон. Большего ни вы, ни кто другой не может от меня требовать.
— Может! Закон предписывает! А откуда такой бедный конюх, как ты, берет свои шиллинги, чтобы платить десятину? Отвечай!
По-видимому, ответить было трудно, потому что вопрошаемого внезапно поразила глухота.
— Слышишь? — рычал Эмиас, хватая его своей громадной лапой.
— Да, миссис, нет, миссис, — лепетал конюх, обращаясь к воображаемой хозяйке, и, выскользнув, как угорь, из-под руки Эмиаса, удрал в дом. Франк схватил горячего юношу.
— Какого черта ты мне мешаешь? Этот парень — папистский шпион.
— Наверное, — согласился Франк. — Но что же делать, если все графство полно ими.
— Не изображать из себя дурака перед ними, а предоставить им оставаться в дураках. Все это очень тонко. Ну, ладно. Я вспомню эту рожу, если увижу ее еще раз.
— Он никому не причиняет вреда, — сказал Франк.
— Рад, что ты так думаешь.
— Ну, теперь домой. Мои внутренности вопят, требуя питья.
Тем временем господа Морган и Эванс скакали прочь со всей скоростью, какую допускала вязкая почва. Они ехали вдоль пустынного и прохладного берега залива, по одну сторону которого лежал город Норшэм, а по другую — Портлэдж. Хорошо, что ни Эмиас Лэй, никто другой не были при том, как они въехали в скором времени в уединенный лес, который тянется вдоль южной стороны залива. Евстафий Лэй тотчас остановился. Он и его грум соскочили с лошадей, смиренно опустились на колени на мокрую траву и попросили благословенья джентльменов из Уэльса. Последние благосклонно выполнили просьбу, и с той минуты Морган Эванс и Эванс Морган из Уэльса превратились в иезуитов: отца Парсона и отца Кампиана. [43]
43
Исторические личности.