Вперед в прошлое 2
Шрифт:
— Она нагрузку еле тянет, — продолжил Илья — Девчонки… Что у них в головах?
Алиса Илье никто, просить выяснить, в чем дело, можно разве что у Гаечки, но у нее нет телефона. Остается самому искать ответы по возвращении.
— Может, ты и прав, — согласился я, потому что гнуть свою линию было бессмысленно.
— Ты когда назад? — спросил Илья. — Или там застрял?
— Через три дня. Сколько пробуду… Недолго, скорее всего. Когда вернусь снова, непонятно. Все зависит от мамы.
— Давай побыстрее. Мы тебя ждем, — сказал Илья.
— Открывай
Маме в больницу нужно было в девять, нам с дедом на вокзал — тоже в девять, потому спать мы легли пораньше, и после двух суток в поезде я сразу уснул.
Мама проснулась первая, приготовила блинов с творогом и орехами, которые дед сколько ел, столько и нахваливал. Я косился на него и пытался понять, какой он на самом деле: харизматичный весельчак, очаровавший торговку? Суровый милиционер, прогнавший коробейника? Уж точно не тот ко всему равнодушный человек, что вечером рассказывал о родне, переворачивая страницы старого фотоальбома. Похоже, еще один случай, когда человек прожил не свою жизнь. С его искусством перевоплощения ему бы в театр!
Перед тем, как уйти, мама села «на дорожку» и долго сидела, кусая губу и сжимая-разжимая пальцы. Наконец решилась, захватив выданный дедом запасной ключ, упорхнула.
Мы еще немного посидели, поехали на Казанский вокзал, вытащили ящики из подсобки, я поздоровался с Вероникой и Валентиной, и мы отправились на Дорогомиловский рынок, где нас ждала Яна, причем сегодня она надела длинную юбку и блузку цвета хаки, подчеркивающую грудь. Глаза накрасила так, что стала похожа на фараона, нанесла алую помаду. Как говорила учительница русского Вера Ивановна, ирокезы на тропе войны.
Разулыбалась, увидев нас, освободила часть прилавка. Дед включил Казанову:
— Мы к тебе, красавица! Пустишь на огонек?!
Он сразу же отсыпал ей абрикосов. В нижнем ящике, я видел, лежали первые ананаски с бабушкиного дерева. Они отличались от армянских румянцем и размером — были вдвое больше.
— Эти продавай отдельно, — сказал я. — По две тысячи, двести рублей штука.
Пока дед готовил торговое место и раскладывал товар, я прошвырнулся по рынку, узнал цены, абрикосов не нашел, значит, мы еще на коне, и так продлится где-то неделю. Потом Украина повезет ранние. Им удобно, тут Киевский вокзал рядом. Потому нужно подыскать другой рынок. Интересно, в Перово есть? Деду было бы удобно.
Вернувшись, я спросил и у деда, и у Яны, у которой как раз не было покупателей:
— Как отсюда добраться до мытищенских складов?
Яна набычилась, глаза налились кровью.
— Ты только попробуй курицей торговать…
— Не беспокойтесь, — вскинул руку я, — мне интересен кофе, и не здесь буду продавать, а дома.
Она успокоилась мгновенно и объяснила:
— Вот прям к нему не подъехать. Можно на метро — до Лианозово или Медведково, оттуда 136-м автобусом, но они редко ходят, и набитые. Потому приходится до Ярославского вокзала, оттуда до платформы Перловская и — три километра пешком.
— В какую сторону? — уточнил я.
— Мимо частных домов, ангаров… неприятная дорога.
— Скажите направление: на север, юг, куда?
Она покрутилась на месте, задумавшись.
— На запад, наверное.
Почему мало кто ориентируется по сторонам света? Удобно же, они всегда на месте.
— Ага, теперь разберусь.
— Неприятная дорога, — повторила она. — Один раз меня там ограбили. Нож к горлу — и прощайте, деньги и сережки.
Я вспомнил, что в те времена парням опасно было появляться в чужом районе. Наряду со многими пороками, в людях проснулся территориальный инстинкт. Получается, я ставлю на кон все заработанное плюс дедовы деньги. Придется воспользоваться бабушкиной сумочкой. Вряд ли, конечно, кто-то заподозрит, что у подростка на руках такая сумма, но все равно стремно.
— А автобус прямо туда и идет? Нигде шататься не надо? — уточнил я.
— Да. Но ты попробуй влезть, а потом с грузом протолкнуться.
— Спасибо. Груз будет небольшой.
Пожалуй, придется на автобусе, я не имею права рисковать. Был бы я один — другое дело.
Дед посмотрел на меня настороженно, будто оценивая мои шансы, но промолчал.
— Хочу пить шампанское, — ответил я на его немой вопрос. — Когда вырасту. А пока — на разведку.
Дед дал мне ключ от квартиры, потому что неизвестно было, кто из нас освободится первым.
Путь до пункта назначения занял два с половиной часа: я заехал на Таганку, забрал лекарство, за которое бабушка оставила аванс.
Большую часть времени ушло на ожидание 136-го автобуса и выживание среди людей с пустыми баулами и тележками. Паломничество челноков в торговую Мекку. Тут нужен глаз да глаз, наверняка щипачи ищут, чем поживиться.
И пофиг. Денег-то все равно при мне нет. Завтра будет свободный день, поеду вместе с дедом. Если, конечно, в этом будет смысл. А вечером, если я найду нужный товар по нужной цене, — домой.
И было там одно слово. И слово это — «если».
Вывалившись из автобуса вместе со всеми пассажирами и поправив перекошенную олимпийку, я огляделся и понял, куда мне нужно: вслед за челноками, потянувшимися в одну сторону, к приземистым строениям, мимо стоянки, залепленной автомобилями. Казалось, этот уже привычный базарный гул заглушает даже рев автомобилей на МКАДе.
Люди были везде. К каждому ангару прилеплялся ларек, который штурмовала толпа, и было не подступиться, чтобы посмотреть, что почем.
Внимание привлекла знакомая вывеска: «Шаурма». Почти такая же, как у нас на рынке! Живот заурчал, и я понял, что готов душу продать за вкус своего настоящего. К тому же в ларек, где продавали шаурму, тянулась очередь. Вон, подъехал «форд-скорпио» — крутейшая тачка по нынешним временам, у нас в городе будут на такую оборачиваться — оттуда вылез новый русский из анекдота: в малиновом пиджаке, с голдой и двумя телохранами, растолкал очередь, заказал себе порцию и сел в машину, оставив одного телохрана ждать, когда приготовят.