Вперед в прошлое 3
Шрифт:
Бабушка покачала головой, ее пальцы перебирали ветви, снимали ягоды и отправляли в ведерко.
— Вот же ты неугомонный!
— Василий только сегодня поможет? Или он за плату всегда нас будет возить?
— Какой там! У него же стадо.
Я резко сменил тему, поднял вопрос, который меня всегда интересовал:
— Ба, у нас же есть своя машина! Зачем так мучиться? И ты знаешь, что если машина просто стоит и даже не заводится, то она… погибает, ржавеет, ее потом очень сложно восстановить…
Бабушка
— Вот хитрый жук! За руль я не сяду, даже не проси.
— Не хочешь — не садись. Но машину нельзя просто бросить. У любого автослесаря спроси. Она такая классная! Жалко. Пусть… живет память о дедушке.
Бабушка переменилась лицом, немного подумала и сказала:
— А вот и спрошу. Живет тут один Леха Каналья. Пропойца, но мастер первоклассный. Но! — Она потрясла пальцем. — За руль не сяду.
Да! Первый шаг к цели. На водительское не сядет — так рядом побудет, а права купить не проблема, учитывая развернувшиеся перспективы.
Я засел за смородину. Набрал ведро с горкой, высыпал в ящик.
Еще один вопрос, как оптимизировать процесс заработка: узнать, как обстоят дела с самолетами, пустят ли меня туда одного. В наше время не пустили бы, а сейчас на это есть надежда. Сэкономится куча времени, а время — деньги. Тем более в конце июля денежная реформа, и нужно все сбережения ввалить в товар или в доллары. Жаль, точной даты не помню, но сто процентов после двадцатого. Отсюда вытекает задача: как вынудить перевести в доллары рубли, которые есть на руках у друзей? Например, у Каретниковых. Не скажешь же как есть — могут возникнуть вопросы.
Есть вариант занять накануне, а вернуть в долларах. Так и сделаю. Но прежде отдам, что занял…
Каюк заверещал, вскочил, замахав руками — я чуть не перевернул ведерко с ягодами. Бабушка схватилась за сердце и воскликнула:
— Сдурел? Так и до инфаркта доведешь.
Юрка бестолково улыбнулся и покраснел, устыдившись слабости.
— Саранча. — Он сплюнул. — Здоровенная. Но ващет я их не боюсь! Просто не думал, что…
Дабы доказать собственное бесстрашие, он полез ловить саранчу. Та не далась, выпорхнула и улетела на черешню.
— Не боюсь! — повторил он и полез на дерево — покарать вероломного инсекта.
— Да верим, — успокоил я его, — сам бы заорал, когда так внезапно, да в морду.
Он уселся и заработал руками. Я смотрел на них с бабушкой — как они сидят, как движутся их локти, и понял, что напоминает процесс.
— Знаете, что вы делаете? — спросил я. — Доите кусты.
Каюк заржал и повалился на петрушку. Бабушка просто улыбнулась, и тут с дороги донесся хриплый бас:
— Эльза Марковна! Э-эй, теть Эльза!
Бабушка выругалась и пальцем указала в сторону источника звука.
— Вот он, Каналья. Деньги пропил, скотина полоумная.
—
Она не ответила, устремилась к калитке через весь огород, как боеголовка — к цели.
— Хана Каналье, — констатировал Каюк.
— Прослежу, чтобы Каналья выжил. Пригодится. — Я зашагал к ней, оставив Юрку доить куст в одиночестве.
Бабушку скрыла стена дома, за который она свернула. Донеслось сперва бормотание, потом — бабушкин командирский голос:
— Проваливай! Нет у меня ничего.
— Бу-бу-бу, бу-бу-бу.
— Ты когда обещал отдать? С февраля жду. Вот отдашь — приходи.
Я выглянул из-за дома. Над забором высился домовенок Кузя сорок лет спустя: косматый, круглолицый, то ли чумазый, то ли черный от суррогатного пойла.
— Теть Эльза, — взмолился он, подергал замызганную майку. — Трубы горят, не губите! Может, что починить надо, а? Вскопать?
— Проваливай, скотина!
Напряженная поза бабушки не предвещала ничего хорошего.
— Ба. — Она обернулась, а я кивнул на гараж.
— Некогда сейчас этим заниматься.
Каналья смолк, думая, что мы разговариваем о своем, а не решаем его судьбу.
— Так вечером пусть, — продолжил я.
— Эльза Марковна! Ну пятьдесят граммов! Ну тридцать! — Он сложил огромные лапища в молитве.
Бабушка посмотрела на меня, на него, на стену гаража.
— Тридцать! — жалобно канючил Каналья.
— До чего себя довел, тьфу! — офицер-афганец! — пробормотала она, направляясь в летнюю кухню за стопкой самогона.
— Мать со стыда сгорела, совесть пропил, мозги пропил, — доносилось уже оттуда.
Вышла бабушка со стопкой, папиросой и трубкой. Прежде чем отдать самогон, она спросила:
— Инструменты хоть не пропил?
От предвкушения Каналья аж извертелся весь. Он смотрел на рюмку, и всей душой, всем сердцем стремился в нее, как мушка дрозофила — к браге.
— Обижаешь, мать! Это святое!
— Приходи в полседьмого, — приняла решение она, — посмотришь Колину машину.
— Так она сколько стоит? Десять лет? Тяжко будет. Проржавела вся, — подтвердил он мои опасения, бабушка сделал вид, что собирается уходить, и Каналья воскликнул: — Но я сделаю! Вот вам крест, сделаю.
Он протянул лапищу, схватил рюмку и опрокинул в рот. Потом жадно раскурил папиросу, а бабушка — трубку.
— Спасибо, Эльза Марковна! Так может, сейчас посмотреть, а?
— Проваливай. Сейчас некогда. В семь вечера приходи — разберемся.
Бабушка развернулась и зашагала прочь. Каналья понял, что без толку просить и поковылял домой, переваливаясь с ноги на ногу и опираясь на палку. Странно он как-то двигается. Я подошел к забору и глянул меж досок, провожая широченную спину Канальи.