Вперед в прошлое 3
Шрифт:
Но спокойно выспаться не получилось.
Из теплого небытия, будто из утробы матери, где так уютно и спокойно, меня выдавило в комнату-куб без окон и дверей, и я увидел свое отражение в черной «плазме», висящей на стене.
В этот раз первым ожил таймер, зажглись цифры: 02.09.2025 — день грядущей катастрофы.
Почему не появляется изображение? Проскользнула мысль, что, освободив девочек, я не улучшил, а ухудшил ситуацию, и тут экран вспыхнул, явив взгляду тот самый прифронтовой город, трех девочек-подростков, смотрящих в смартфон, старушку и смеющегося трехлетнего внука.
Цифры мигнули — сердце пропустило удар — и началась перемотка времени вперед. Вперед, слава богу! Значит, у меня получилось вырвать у судьбы еще немного нормальной жизни для нашего мира!
В этот раз картинки двигались с бешеной скоростью, пейзажи сменяли друг друга, солнце вспыхивало и гасло на небе так быстро, что казалось, это кто-то подает сигнал фонариком.
Одно было ясно: место действия смещается. Куда — пока непонятно.
А потом вдруг хлоп! И я будто бы спустился сверху в зиму, к небольшой церкви, окруженной петлей дороги и высотками советской постройки. Что это за город? Судя по березам, присыпанным снегом — средняя полоса. Такая церковь могла быть в любом городе страны.
Цифры на таймере остановились: 21. 11. 2025.
Из-за облачности было не разобрать, какое время суток. Прихожане стали выходить из церкви, креститься у двери — видимо, только что закончилась служба. В основном это были женщины, но и мужчины, вон, есть: двое бородачей торопливо сбежали по ступенькам, один уселся во внедорожник, второй принялся расчищать стекло от снега.
Таймер начал отсчет, как и в прошлые разы перед тем, как грянет взрыв.
10
9
8
Я потянулся к клавиатуре, выдвинувшейся из стены, пошевелил мышкой, уже зная, что ничего не получится. Но просто бездействовать я не мог, да и если клавиатура есть, значит, она здесь не просто так и когда-нибудь должна заработать. Но, похоже, не сейчас.
Водитель уселся в машину, из выхлопной трубы повалил пар, женщины начали расходиться по окрестностям.
3
2
1
Небо расчертил инверсионный след, отразился в куполах, и экран погас.
В этот раз я почему-то услышал далекий бах и проснулся.
Глава 21
Трудно быть героем
Когда я окончательно проснулся, понял, что меня разбудила хлопнувшая дверь.
— Ната, это ты? — позвал я, сел на кровати, протирая глаза.
— Нет, это я, — откликнулась мама из прихожей, ворвалась в спальню; с ее плеча на пол с глухим стуком соскользнула матерчатая сумка, откуда вывалилась пачка кофе.
От ее вида я окончательно и бесповоротно проснулся. Вот эта разъяренная фурия — моя серая забитая мать?! Вечно прилизанные волосы торчком, глаза мечут молнии, ярости столько, что кажется, из ноздрей вот-вот начнет вырываться огонь. Как же ей к лицу гнев! А может, не только гнев, а любые живые эмоции?
— Спишь… Как ты можешь спать? — прошипела она и вдруг как заорет: — Что ты устроил, придурок малолетний! С ружьем — на бандитов? А если бы тебя убили, идиота? Ты о нас подумал?!
Во теперь моя мама точно живая и настоящая. Не та тень из прошлой жизни, механически раздающая подзатыльники.
— Кто тебе такое сказал? — спокойно спросил я, оглядываясь, куда бы спрятаться, когда меня начнут убивать.
— Рома. И бабушка. — Она взяла веник, стоящий у двери, и направилась ко мне. — Это за ружье!
Мама замахнулась веником и обрушила его на то место, где я только что был. Пришлось хватать стул и выставлять перед собой. Маме было все равно, кого лупить, надо было дать выход эмоциям.
— Это — за похождения! — Она ударила стул — полетели в стороны ошметки. — Это — еще за ружье! — Хлоп по стулу. — Думаешь, ты взрослый? Вот тебе — за взрослость!
Мама попыталась достать меня через стул — я вздернул его вверх, нечаянно ударив ее по руке. Вскрикнув, мама уронила разлохмаченный веник, я отфутболил его под кровать, а сам сгреб в объятия разбушевавшуюся родительницу. Вот сейчас она имела полное право меня лупить, как мать, которая осознала, что ее ребенок был на волосок от смерти. И плевать на его мотивы, главное — это ребенок, которого она могла навсегда потерять.
Сдаваться мама и не думала. Старалась вырваться и пнуть меня, но я держал крепко, пока она не обессилила и не разрыдалась. Вот теперь надо ее утешить.
— Все же хорошо, ма. Я вот он, со мной все в порядке.
— Зачем… а мы?
— Я люблю тебя, мама. Теперь все будет хорошо, просто замечательно. — Я принялся гладить ее спутанные волосы. — Огромное спасибо, что забрала партию кофе. Как там отец? Что у него с работой, он говорил?
— Нет. Отпусти, дышать неудобно.
— Ты не будешь драться? — осторожно спросил я.
— Нет, — мотнула головой она.
— Обещай.
— Обещаю, что не буду драться.
Разжав тиски объятий, на всякий случай ступил в сторону и поставил блок, чтобы по лицу не прилетело. Мама поправила перекошенную блузку и проговорила без злости:
— Я как узнала, где ты был ночью, так меня чуть паралич не разбил! Я теперь точно седая вся!
Как объяснить матери, что мужчина, пусть и несовершеннолетний, не мог поступить по-другому? После. Поговорим об этом позднее.
Удивительно, но меня порадовала ее реакция. Мне всю жизнь казалось, что матери плевать на нас с Наташкой, ее интересует только младший сын, а такое живое участие удивило и растрогало.
На часах было без пяти семь.
— Скоро начнутся новости, — сказал я, — там будут говорить про отца и освобожденных девочек. Давай посмотрим?
Будто не услышав меня, мама принялась собирать ошметки веника, а я включил телек, где началась пятиминутка рекламы и мужчина голосом, похожим на вокал Меркьюри, пропел: «Жилет. Лучше для мужчины не-ет». «„МММ-Инвест“ — мы сделаем ваш ваучер золотым». А потом показали то, о чем я так мечтал в детстве и что казалось самым-самым главным: крупным планом — японские телевизор и видик: «Тошиба — все краски вашей мечты».