Вперед в прошлое 5

Ратманов Денис

Его мозг не привык к интенсивной умственной нагрузке, и парень, неспособный подолгу концентрироваться, постоянно отвлекался. Но соображалка у него работала. Если не отступит, подтянет пропущенное, возможно, закончит девять классов без двоек.

* * *

В понедельник, шестого сентября, мы, пожалуй, впервые шли в школу абсолютно подготовленными. Я так на экзамен не готовился, как к сегодняшним урокам. Не зубрежки ради, а интереса для мы проштудировали заданные параграфы от и до, подняли прошлогодние материалы — бойся, Баранова! Ты объявила

нам войну, но самом деле выстрелила себе в ногу.

Возле шелковицы меня и Борю ждал Илья и младшие. Наташка специально вышла позже, чтобы с нами не отсвечивать. Дружить со старшими — почетно, водиться с мелюзгой — стыдно. Не по статусу одиннадцатикласснице с нами ходить.

Вскоре к нам присоединились Димоны, перемигивающиеся заговорщицки.

Только я подумал, что Гаечка снова опаздывает, как она появилась с другой стороны дороги, красная и запыхавшаяся.

— Ты чего там ходишь? — спросила Алиса. — Опять Карасиха поджидала?

Саша наградила подругу убийственным взглядом и из пятнисто-розовой стала пунцовой.

— Нет.

Совершенно не умея врать, она пыталась нас обмануть, но я быстро сообразил, в чем дело! Она боится Карасиху, но стыдится показать нам свой страх и предпочитает бегать он нее по закоулкам. Боря тоже почувствовал ложь и предложил:

— Давай я Наташке скажу, чтобы она Карасиху шуганула…

— Не надо, — холодно ответила Гаечка, гордо вскинув голову. — Никто меня не преследует.

Алиса вздохнула и отвела взгляд. Я сам недавно боялся собственной тени и предпочитал обходить скопления гопников, а от незнакомой молодежи так вовсе шарахался. И еще помню это жгучее ощущение стыда за свою никчемность. Признаться кому-то, что да, не справляюсь, боюсь — все равно, что обделаться при честном народе. Девочки, наверное, испытывают нечто подобное, потому родители могут и не подозревать, как несладко приходится их детям.

В этот раз злобная бабка нас не прогнала, мы двинулись в школу спокойно и вдесятером.

— Нет письма от толстяка? — поинтересовалась участью Тимофея Гаечка.

— Как только он напишет, я вам расскажу, — пообещал я. — И зачитаю письмо, если на то будет разрешение.

В школьном дворе Гаечка зыркнула куда-то влево и вверх, дернулась, словно ее подстрелили. Я проследил направление ее взгляда и различил силуэт Карасихи, смотрящей на меня и показывающей средний палец. Я сделал вид, что сильно обиделся и отзеркалил жест, но конфликтовать со мной эта страхолюдина не планировала, и ее силуэт призраком растаял в заоконной темноте.

Значит, все-таки конфликт не угас. Нужно будет поговорить с Сашей, поддержать ее, а то она сама не своя. Карасиху заметил еще и Рамиль, задумался и выдал:

— Прикиньте, кто-то бухой снимет Катьку на дискаче!

— Не позарятся, — мотнул головой Алиса.

— В том и дело! Сильно бухой. Она его затащит в постель… А-ха-ха! А теперь прикиньте: открываете вы глаза, а тут — эта рожа!

— Да чтоб тебя! — буркнул Чабанов.

— И все. На всю жизнь нестоячка!

Гаечка залилась заразительным смехом. Таким, что невозможно не присоединиться, и Илья с Алисой тоже захохотали, Димоны заулыбались.

География проходила на втором этаже. Соседний кабинет, где вели биологию, был уже открыт, и в галерее собрались только наши. Голос Барика был слышен издали:

— Прикинь, да? Топчется, как медведь, а на газетке — сервиз, похожий на кучу говна.

— Как старый пердун с вилками и ложками, — поддакнул Памфилов.

— Та да, и вокруг — одни пердуны торгуют.

В коридор выглянул Райко, и голоса стихли, остался только галдеж наших девчонок. У Димонов вспыхнули щеки.

— Это они про нас? — прогудел Чабанов. — Ну, что мы торгуем?

— Кто-то продавал сервиз? — уточнил я.

Когда мы остановились возле окна, треп прекратился, доносились шепотки и хихиканье, я то и дело ловил на себе недобрые взгляды. А может, просто казалось, потому что мы ждали подвох в любой момент. Но прямых атак и подколок не было, мы с Рамилем показали, на что способны, и получать в глаз никто не спешил.

Вскоре наши недоброжелатели начали тихонько хрюкать и повизгивать, но смолкли, когда пришел Кабанов. Разговоры закончились, воцарилась мертвая тишина, которую нарушил Барик:

— Санек, здорово. Мы тут… — шу-шу-шу, — Чуме в больницу, — шу-шу-шу, — наторговал… есть?

Что ответил Кабанов, мы не расслышали, его голос был тихим, как шелест бумаги. Наши все навострили уши. Барик воскликнул:

— Ты не охренел? За две тысячи продал! Тебе шо, на кореша жалко?

Последовал неразборчивый ответ Кабанова.

— Шо ты свистишь? Есть вам что жрать! У вас там золота вагон.

— Слышь, а штаны продашь? — спросил Заславский. — Как раз мне подойдут.

— Попуститесь, парни, — вписался за Кабанова Райко. — Вы тупые? Если нет бабла, значит нет.

Похоже, Кабанов был замечен продающим валюту Советского Союза — фарфоровый сервиз, сейчас нафиг никому не нужный. Барик, который к Чуме в больницу на выходных не наведывался, не знал, что расходы покрыты, и все еще собирал ему на лечение, пытаясь выбить из некогда богатого Санька хоть что-то.

Мрачная Гаечка шепнула:

— Пойду послушаю, что там девки.

Я проследил за подругой взглядом. С ней никто не поздоровался. Даже Желткова демонстративно отвернулась. Девчонки делали вид, что Гаечки просто нет, только соседка по парте, Аня Ниженко, что-то сказала, и Гаечка вернулась еще более мрачная, процедила:

— Вот сучки! Морду воротят, даже Лихолетова. Ну, мисс сисян, придет война, попросишь кусок хлеба!

Хотелось утешить ее, что это мелочи, но я сдержался, потому что конкретно для нее — нет, не мелочи. У нее эта тема болит, и сколько ни говори ей, что кто-то в четырнадцать лет неизлечимо болен, у кого-то родителей убило при обстреле, кто-то лишился руки — это не поможет, только еще больше расстроит или разозлит, и потом она придет со свой болью к кому-то другому.

Гаечку всеобщее порицание задевало больше, чем кого бы то ни было, она старалась скрыть, что расстроена, но не владела эмоциями. Прятала неуверенность и обиду за злостью, но получалось не очень.