Вперед в прошлое!
Шрифт:
Грузики были самодельные, примерно по двадцать-тридцать граммов.
Собрав удочки и прицепив подвесы, Илюха сказал:
— Учись, пока я живой!
Отвел удочку за спину, сделал мах. Тр-р-р — начала раскручиваться катушка. Груз упал в воду метрах в тридцати от берега. Ставриду я ловить умел, повторил его движения и сделал заброс чуть правее. Илья дернул удочку и как заревет:
— Есть! Уже есть! Прикинь, с первого заброса! — Он начал сматывать катушку. — О-о-о, полная!
У меня леска прекратила разматываться.
— Е-е-е! И у меня!
Подводя рыбу к берегу, Илья прокомментировал:
— Ты гля, какие кабаны! Кабановы, ха-ха-ха! Тунцы.
— Или бублик, — остудил его пыл я.
Бубликом мы называли рыбу, которая закрутилась в леске кольцом. За счет сопротивления казалось, что на крючке трактор.
Ставрида шла крупная, с ладонь, такое бывало нечасто. Илья вытащил три рыбешки, я — четыре. Положил в ведро и поспешил снова сделать заброс. И опять вытащил четыре рыбки.
Так мы развлекались часа два, наполнили ведро и большой пакет, рыба все не иссякала, азарт не давал остановиться, хотя ветер пронизывал до костей и околевшие руки не слушались.
Когда наконец нашли в себе силы остановиться, поняли, что надергали килограммов десять. Нет, скорее даже больше.
— Мы еще предыдущий улов не съели. — Илья почесал голову.
— Давай продадим? Сколько она стоит?
— Ну, рублей триста-четыреста на рынке. А так…
— Давай пустим по двести. Должны разобрать, у детей всегда хорошо берут, жалеют.
Илья покосился с недоверием, поджал губы.
— Где тут движняковый магазин? — продолжал раскручивать бизнес-план я. — Или давай на остановку пойдем, там народ точно будет.
— А не прогонят?
— Прогонят — уйдем. Айда!
Я тащил пакет, Илья — ведро и не верил в успех авантюры. А мне было интересно освоить профессию торгаша. Ельцин разрешил торговать всем и везде, почему бы этим не воспользоваться?
— Ты просто рядом стой с удочками, я сам все сделаю, — успокоил я Илью.
На остановке толпился народ. Я поставил на землю ведро и проорал:
— Кому рыбку? Рыбка свеженькая, только крякала!
Единственная проблема — насыпать было не во что, ведь целлофановые пакеты в дефиците. Люди, ожидающие свой транспорт, повернули головы, и я продолжил:
— Покупайте рыбку! Только наловили! Коплю на гитару!
— И почем? — поинтересовалась худая женщина в сером свитере.
— Так двести, но первому покупателю сто пятьдесят! Берите, не пожалеете. — Я вытащил рыбку. — Хотите попробовать?
Она засмеялась.
— С удовольствием купила бы. Но денег нет.
Да, «денег нет»— это главная проблема. Но уж двести рублей — невеликая сумма, когда хлеб стоит сто, а проезд в автобусе — десять. Странное ценообразование.
Толстая бабка взяла одну ставриду, крутила ее по-всякому, в жабры заглядывала, так и хотелось
— Свежая, — проговорила она с разочарованием и полезла в сумку, набрала пригоршню монетами. — Полкилограммчика. Я — первый покупатель, значит, семьдесят пять рубчиков. И сама поем, и кошечек порадую. Только куда насыпать?
— Минуту!
Оставив Илью слушать про распрекрасных пять кошек, я метнулся к газетному киоску, заглянул в окошко — оторвавшись от вязания, на меня посмотрела сухонькая старушка.
— Извините, пожалуйста, а не найдется ли у вас ненужной упаковочной бумаги? Мы тут с другом рыбу продаем, а фасовать не во что.
— Ой, молодец, бойкий какой! — просияла старушка и спряталась под прилавком. — Сейчас! — донеслось оттуда.
Не прошло и минуты, как передо мной лежала куча плотной упаковочной бумаги, в которой приходила пресса.
— А можешь и мне рыбки? — старушка подмигнула. — У тебя ж ставрида?
Я вернул ей улыбку.
— Вы тоже… бойкая!
Возле напуганного Ильи уже собралась очередь. Я быстренько соорудил кульки, куда принялся насыпать рыбу, благо ориентировался, что больше килограмма, что меньше.
— Парень, а вдруг тут меньше? — возмутился лысый дед, весь в бородавках.
— Возьмите, вот, Илью, и магазине взвесьте, — парировал я, — только чур перевес вернуть!
— Да больше тут, — встала на нашу защиту полная женщина, взвешивая руками кулек. — Кило двести минимум. Я продавец, на сыпучке работала.
В итоге к восьми вечера мы продали десять больших кульков и семь полукилограммовых и заработали по тысяче триста. Триста я попытался вернуть Илье — за аренду снастей, но он не взял. К тому же осталось килограмма по два ставриды — будет что дома предъявить, да и подспорье это неполохое, когда есть особо нечего.
— Я богат, — улыбнулся Илья, пересчитывая деньги, — блин, это ж дневная зарплата! Если каждый день рыбачить, можно на джинсы заработать.
— Не заработаешь, — мотнул головой я, — потому что инфляция. Доллары надо сразу же покупать, тогда— да.
— Инфляция?
— Когда все дорожает, а деньги обесцениваются, и так пару лет будет. Вот мы с тобой по два доллара на лицо заработали. Ну, может, три, не знаю, какой сейчас курс… О, а вот и наш автобус!
Толпа внесла нас в салон и прижала к впереди стоящим.
— За карманами следи, — шепнул я, помня, что в девяностые процветали карманники, меня как-то в троллейбусе обчистили, правда, это было в Москве. Да и тянули все, стоило отвернуться, вплоть до того, что белье с веревок снимали и выносили со дворов алюминиевые тазы.
Сегодня визит к Лялиным отменяется: я устал, продрог и пропах рыбой. Да и не факт, что отец уже у нас дома.
— Леонид Эдуардович может помочь с обменом рублей на баксы? — спросил я, вспомнил, что просьба не по адресу, и поправил себя: — Я сам с ним поговорю.