Вперед в прошлое!
Шрифт:
Все, спешить было некуда, и мы топали не спеша. Вода все прибывала и прибывала, вот уже несется по дороге река чуть ли не по колено.
Замерзнуть мы не успели — из-за нитей дождя нам навстречу выдвинулся силуэт нашего дома. Мы остановились в подъезде, и с нас натекли три лужи, слились в одну.
— Родители прибьют, — констатировал Борис и потух.
— Нас трое, их двое, — сказал я. — Будем держать оборону вместе.
Отец по обыкновению отсутствовал — и слава богу! Мама, смотрящая «Санта-Барбару», выглянув из комнаты,
— Сюда не ходите, раздевайтесь там!
Мы принялись разоблачаться. Наташка поленилась расшнуровывать кеды, стянула один, наступив на пятку, потом второй, протяжно застонала, села на корточки, закрыла лицо рукой и заревела. В руке она держала кед, разошедшийся по шву.
— А этой сучке — джинсы! — Она с размаху швырнула кед о стену.
Мама сделала вид, что не заметила этого. Я обнял сестру.
— Не переживай, скоро купим тебе такие кроссы — все от зависти лопнут!
Она стиснула меня так, что я чуть праздничного ужина не лишился. Едва мы успели переодеться, вошел отец, протопал в спальню, весело насвистывая себе под нос мелодию «сердце красавицы». Мать слетела с моей кровати и запорхала вокруг него, мы тотчас заняли освободившееся место.
Когда родители уединились на кухне, Наташка сказала:
— Давайте свалим из дома? Пашка, тебе все равно пофиг, тебя тут не кормят.
— Обязательно, — соврал я, просто ей нужно было это услышать, — но сперва надо подготовить место.
На самом же деле я рассчитывал, что отец уйдет к своей Аньке, а мы останемся.
Из кухни папаня вышел раскрасневшийся и довольный, указал на Борьку пальцем.
— Борис, надо поговорить.
— Па, говори здесь, — вступился за брата я. — Все ж свои.
Когда добрый, он вряд ли распустит руки, но все равно Борьку было жалко.
— Ты побил девочку, — сказал он с упреком, — мне Маргарита Ильинична звонила.
Боря указал на царапину на своей щеке и синяк на скуле.
— Я оборонялся! Это она на меня напала!
— Ну и что, — повысил голос отец. — Девочка — это девочка. Чтобы в последний раз я такое слышал от учителя!
Я сжал челюсти, чтобы не брякнуть про двойные стандарты.
— Ты видел ту девочку? Это Кинг-конг! — возмутился Борис. — Да она бы меня убила…
Я легонько ущипнул его за руку — молчи, мол, и он понял, смолк, только ноздри раздувал от негодования. Отец, чувствуя себя победителем, протопал к телеку, и мы переместились на кухню. Я распахнул окно, впуская в квартиру майскую свежесть.
Стемнело. Дождь закончился, туча, недовольно ворча, уползла за гору, и на небо высыпали звезды.
— А вы видели ее? — не удержался Борис. — Вальку? Она всех в классе бьет! Баба-кабан!
— Ты оборонялся, все правильно, — ответил я и вспомнил, что, устраняя террористов, спецназовцы обязаны в первую очередь отстреливать женщин-террористок как наиболее отчаянных и непредсказуемых.
— Вот! — проворчал он.
— А я — не девочка, значит, — прошипела Наташка. — Меня — можно, получается?
— Просто наш папа — чудак с большой буквы «м». Другим он не станет…
Я смолк, когда он вошел. Все так же насвистывая, отец налил себе воды в чашку и удалился к телеку.
— Хорошо, хоть дождь кончился, — мечтательно сказала Наташка.
Видимо, из-за дождя родителей сморило, и они улеглись спать раньше обычного. Нам рано вставать в кои то веки было не нужно, и мы просидели до одиннадцати, а потом разошлись, и я сразу вырубился.
Вскочил я от истошного женского крика. Распахнул глаза. В кухне возмущенно причитала Наташка. Доносился отцовский бас. На крик выбежала мать, встала в проеме двери и принялась отчаянно грызть ногти и царапать свою шею. Борька застонал и отвернулся к ковру.
Я знал, что скоро случится, и, поднявшись, мысленно перебирал предметы, которые были в досягаемости и могли послужить оружием. Не кастет. Не цепь. Топор? Табурет…
Обрез! В шкафу на балконе заперт обрез.
Я не позволю ему покалечить Наташку! Надо спешить.
Глава 14
Прочь с дороги!
Хлесткий шлепок пощечины окончательно разогнал сон, словно это меня ударили. Вскипела злость, но я не позволил ей себя захлестнуть. Медленно и неотвратимо по моим венам струилась расплавленная ненависть и застывала, обращаясь твердым желанием идти до конца. Если надо — бить. Если придется — убивать.
Грех поднимать руку на родителей — так в нас вколачивали с пеленок. А я не руку буду поднимать.
Я боялся лишь того, что ключей от шкафа с оружием не окажется под матрасом отцовской кровати, где они обычно лежали.
Натянул джинсы. Надел футболку. Накинул ветровку. Одеться надо сразу — вдруг что-то пойдет не так, и придется бежать? Вошел в родительскую спальню. Сунул руку под матрас, пошарил там. Есть! Пальцы сжали связку ключей.
Скользнув на балкон, я глянул, не идет ли кто за мной, и отпер шкаф. Потянулся к обрезу. Открыл ящик с охотничьими патронами. Все они были разложены по ячейкам и подписаны. Я взял те, что на лису, с дробью покрупнее.
Вздрогнул от Наташкиного крика. Глухой удар — и крик оборвался хрипом.
Я зашагал из спальни, на ходу заряжая обрез. Ну и козлина же ты! Девочек бить нельзя? Кто же для тебя тогда собственная дочь?
— Рома, не надо! — резанул по ушам тонкий, чаячий крик матери, стоящей ко мне спиной.
Как и тогда, она смотрела и не вмешивалась. Борька отвернулся к стене, накрыл голову подушкой. В прошлой жизни и я не вмешался, и человека не стало. Не сразу не стало, но именно этот надлом был фатальным.
Теперь все будет по-другому. Я оттолкнул с дороги мать, замершую в дверном проеме. Она схватила меня за руку, но я вывернулся и посмотрел на нее. Прочтя в моем взгляде готовность убивать, она шарахнулась, закрыв лицо руками.