Впереди - Берлин !
Шрифт:
– А паромы готовы?
– Прихватил с собой армейский понтонный батальон и с ходу доставил его к Висле.
Рискованно, но умно поступил с понтонерами Гусаковский. Вся эта операция по форсированию Вислы была наполнена смелыми поисками оригинальных тактических маневров. Новое искали все - от солдата до командования армии. Без такой инициативы истощенная предыдущим наступлением армия не могла бы выполнить труднейшую задачу, поставленную фронтом.
– Кто отличился на подходе к Висле?
– Батальон Карабанова прекрасно действовал. Неплохо - батальоны Боридько и Иванова.
Пока Гусаковский рассказывал о "грозе коммуникаций", саперы составили первый паром. Комбриг попросил разрешения у комкора переправиться первым на ту сторону:
– Буду командовать оттуда, а здесь Воробьева оставлю, начальника штаба бригады.
Гетман пожал ему руку:
– Ну что ж, Иосиф Ираклиевич, поздравляю тебя как первого командира соединения на том берегу. Считаю, что ты уже там.
Гусаковский пошел к своему танку. Катерок, управляемый ефрейтором А.Ф. Ковальским, быстро потащил паром. Андрей Лаврентьевич вынул свои массивные карманные часы, которые в шутку называли "чугунными", поглядел на циферблат, потом на маленький катерок с громадной махиной парома.
– Если так пойдет, до утра не только танки, но и всё свои "потроха" Гусаковский на тот берег заберет.
Мы стояли у самого уреза вислинской воды. С той стороны доносился шум боя. Катер курсировал между берегами, перебрасывал танки на плацдарм, но и обратно шел не порожним: на пароме лежали первые раненые. Повязки наложены наспех, неумело - бинтовали товарищи под пулеметным огнем.
Всегда уравновешенный, генерал Гетман возмутился нерасторопностью начальника медслужбы. Быстрыми шагами подошел к раненому, в голосе послышались успокаивающие, ласковые ноты: "Дорогой, потерпи, через час в госпитале будешь". Боец стиснул зубы, чтобы не вырвался стон при генерале.
В небе все чаще вспыхивали огни сигнальных ракет. Огонь артиллерии и минометов усиливался. Раненые шли потоком. Около нас появился измученный Валентин Николаевич Мусатов. Его разведгруппу потеснили, прижали к самой воде.
– Хоть взвод танков!
– попросил.
Хорошо, что Гусаковский успел переправиться: Гетман приказал помочь Мусатову.
На том берегу перед Гусаковским лежал важнейший узел обороны противника Копшивница.
Под утро комбриг сообщил Гетману:
– Копшивницу с ходу взять не удалось: сильная артиллерия. Пытался подавить ночной атакой танков - эффект оказался небольшой. "Катюшами" подсветили окраину: полнеба полыхнуло пожаром. Танкисты в упор расстреляли немецкие батареи. Шуму было столько! Если бы сам их не видел - подумал бы, что не бригада, а целый корпус штурмует. Теперь Копшивница наша, веду преследование.
Наступил рассвет. Ефрейтор Анатолий Ковальский - командир катера, он же единственный
– Эй, на катере! Новую форму присвоили? Чего в исподнее вырядился? закричали с другого парома.
– Артиллерия, черт ее батька знает! Не посуда, а решето! Гимнастерка в дырке, портки туда же пошли! Чем дальше латать - не придумаю. За Вислу, наверное, голым пойду!
– Ничего, только доберись: в Берлине тебя и таким наши девчата полюбят!
Был когда-то отец Ковальского простым украинским крестьянином. Придавила мужика бедность, и пошел он "шукать соби доли" до самой Сибири. Счастья не нашел и там, а семья была большая - шесть сыновей. Так бы и батрачили Ковальские на кулачье, да наступила коллективизация. Подперла колхоз плечами бедняцкая семья. Анатолий Ковальский стал бригадиром. Пришла война, и все шесть братьев пошли на фронт. Погибали Ковальские один за другим, и остался к лету сорок четвертого один Анатолий Филиппович, наш катерист... Ни бомбы, ни пули, ни мины не могли согнать с реки его отчаянное суденышко.
Группа за группой сходили с парома бойцы на левый берег.
Вдруг - взрыв. Разорвался на полупонтоны паром, танк полетел в воду, только что шутившие с катеристом бойцы поплыли посередине Вислы. Гетман машинально поднял голову к небу, но авиации не было.
– Что случилось?
– разнесся по реке его бас.
– Мины!
– отозвался Ковальский.
– Зампотеху передайте, чтоб засек точку потопления танка. Командующего артиллерией ко мне!
Полковник Б.П. Солуковцев вырос перед разгневанным комкором.
– Что сделано для расстрела мин?
– Поставил с обоих флангов фронта форсирования батареи прямой наводки. Лично проинструктировал. Каждому орудию выделил сектор расстрела. Но никто не докладывал, что есть мины.
– В академии учили, что при форсировании нужно учитывать плавающие мины?
– Так точно.
– А теперь - никто не докладывает! Почему ниже по течению батареи задействованы? Ведь оттуда же мина не заплывет, если ее по течению пускают!
– Так меня учили.
– А видеть эти мины приходилось?
– Не приходилось.
– Это же не кит плывет. Она же маленькая, с тазик величиной. Весь фугас под водой, поверху один штырь карандашик торчит. Заденет штырем и "грохает".
– Товарищ генерал, как же мои наблюдатели заметят этот карандашик за сотню метров да еще ночью?
– Как? Бинокли есть. Должны заметить, и все тут.
– Да и в бинокли не видно. Тут еще химики задымили - в пяти шагах ничего не видно.
– А откуда я знаю, что вам делать? Спросите у инженеров.