Впереди - Берлин !
Шрифт:
– А помнишь, как в сорок первом году мы определяли рубеж выхода немцев, особенно к вечеру?
– вдруг спрашивает Михаил Ефимович.
– Конечно. Где пожар, там они.
Останавливаем бронетранспортер около подворотни многоэтажного дома, где стоит полевая кухня. Вокруг нее большое оживление. Солдаты, сержанты, офицеры - всё получают пищу, ждут очереди, некоторые уже с аппетитом едят. Между ними замечаю нескольких немецких детей. Маленькие берлинцы подходят к бойцам, протягивают худенькие ручки с зажатыми в них чашками и плошками. Рядом с поваром стоит кудрявый мальчуган в рваных штанишках: "Кушать!" - первое слово, которое
Мальчик лет семи, которому щедрый сержант наливал сладкого чая из фляги, неотрывно глядел на лакомство голодными глазами, но переборол себя и, объяснив: "Фюр мама", - понес чай в дом. Сержант был растроган.
– Гитлера поймаем живьем - что с ним делать?
– начал он обсуждать с товарищами юридическую проблему, занимавшую тогда умы многих.
– Я бы отдал его на казнь при этих ребятах, чтоб видели, через кого страдают, чтобы сами немцы его на мелкие кусочки порвали!
– При нас, пожалуй, и порвут, а без нас - нет!
– убежденно возражал второй - трезвый скептик.
Хотя шел сильный бой, в городе хорошо различались звуки. Стены домов поглощали шумы, и даже канонада казалась здесь какой-то отдаленной. Все здесь отличалось от боя в поле. Внезапно мое ухо поразил непривычный свист, резко приближавшийся сверху. Команда "Воздух" - и ноги сами занесли нас в подворотню. Рефлекс выработался: сотни раз приходилось бывать под обстрелом "юнкерсов", "хейнкелей", "мессеров".
Мы тревожно вглядывались в самолеты, оставлявшие в небе узкий белый след.
– Скорость бешеная!
– прикинул на глаз Катуков.- Хорошо, если у Гитлера таких немного. А если много - жарко будет.
В тот день нам впервые пришлось наблюдать реактивные самолеты. Молниеносно снизившись над колонной, звено обстреляло ее пулеметным огнем. Упал сержант, который минуту назад наливал немецкому мальчику чай. Товарищи быстро оттащили его в подворотню. Военфельдшер Арсентий пытался помочь ему, но было уже поздно.
Откуда-то донеслись крики: "Врача!" Это две девочки, задержавшиеся около каши, попали под огонь. Около кухни Арсентий оказался единственным медиком: перевязал раненых и отправил в медсанвзвод.
Реактивные самолеты развернулись на второй заход. Наперерез им бросились "яки". Скорость фашистов была вдвое больше. Казалось, наши летчики пошли на верную смерть. Но стервятники не приняли боя, круто взмыли кверху, сбросили напоследок бомбы и исчезли в голубой вышине.
С приближением к центру продвигаться стало труднее. Улицы оказывались все более узкими: упавшие каменные глыбы с обеих сторон загромоздили мостовые и тротуары. Дома высокие, но редкий из них еще насчитывал четыре стены, и через широкие проемы солнечные лучи заливали всю дорогу.
Канонада становилась громче. Рвались тяжелые бомбы, непрерывно гремела артиллерия. Маневрируя между завалами, крутились с улицы на улицу и думали: с какой стороны свалится дом на голову - справа или слева?
Город горел. Дым, дышать невозможно. Кругом
– Товарищ командующий!
– Незнакомый сержант, перевязанный бинтами, в обгорелой гимнастерке, с новеньким орденом Отечественной войны на груди, вдруг встал прямо на дороге.
– Дальше ехать опасно. У того угла - линия фронта.
Вглядываемся. Никакой "линии", разумеется, не видно, квартал молчалив и пустынен. Только у края дома, на который показал сержант, прижимаясь к стенке, крадется группа солдат. Пулеметная очередь с верхнего этажа - двое падают, остальные успевают проскользнуть за угол.
– Где командир?
– В этом доме, товарищ генерал.
– Проведите нас.
Переступаем через входные двери, сорванные взрывной волной. Михаил Ефимович в шутку нажал кнопку лифта, но чуда не свершилось: кабина застряла где-то между третьим и четвертым этажами. По лестнице пробираемся, непрерывно глядя под ноги: почти на каждой ступеньке лежат трупы. Сержант чувствует себя хозяином, ему неловко за плохое состояние помещения.
– Извините, не убрано тут. На других лестницах еще хуже...
На стенах лестничной клетки можно прочитать всю историю жаркого боя за этот дом. Вот здесь, где проломлены каменные плиты и покорежило огнем стальные прутья решетки лифта, действовали фаустпатроном. В ответ наши били из автоматов: на штукатурке видны выщербины от очередей. А вот резкие ломаные линии - это кого-то пытались, видимо, достать штыком.
На шестом этаже находился наблюдательный пункт командира бригады полковника Анфимова. Здесь был и начальник политотдела Кортылев.
Заметив нас, комбриг поднялся и четко доложил обстановку:
– По земле продвинулись до кирхи, под землей - до подвала следующего дома, на этажах и крышах соседних домов идет бой.
– Вертикальный фронт получился?
– спросил Михаил Ефимович.
– Так точно! Боевые участки распределили по этому принципу. Воюем - как в кино!
– неожиданно сравнил Анфимов.
– В каком кино?
– "Ленин в Октябре". Я так и объяснял солдатам перед штурмом: помните взятие Зимнего в семнадцатом году? То есть своими глазами никто, конечно, не видел, но кино смотрели все. Помнят, как там ломали ворота, по лестницам лезли, стреляли в комнатах из-за колонн. Вот так, сказал, и здесь действовать надо.
– Ну и как на практике получилось?
– Честно доложить, когда смотрел кино - восхищался, но тут нам пришлось похуже. У юнкеров не имелось ни фаустпатронов, ни автоматов, и главное - дом там был невысокий, вертикаль небольшая - три этажа. Да и до крыши Зимнего схватка не дошла, а ведь это, пожалуй, самое трудное...
Подходим к стереотрубе, установленной в проеме окна. Видна неширокая, метров в пятнадцать, улица. По обеим ее сторонам медленно ползут два танка: больше здесь и не поместится! Башня правого повернута налево, градусов на сорок пять, башня левого - также, но направо. Каждая из этих машин ведет огонь вперед, по домам, расположенным на противоположной от себя стороне улицы: только при таком построении снаряды могут доставать огневые точки даже на третьих-четвертых этажах дома. Уступом сзади танков посреди мостовой движется самоходка. Она бьет по объектам, которые появляются прямо впереди. Группу замыкают зенитки: снарядами сшибают недобитых фаустников, притаившихся на крышах и в верхних этажах.