Впервые о главном секрете благополучия (Том 2)
Шрифт:
— Обижаешь, гражданин начальник! Я же не дурачок, не маразматик какой-нибудь? Что значит «не знал»? Все знал, все помню. Шел по улице, скучал. Решил размяться. Первого встречного прохожего вырубил парой ударов. Потом пинал его куда попало — по почкам, по печени, по голове, прыгал на нем, руки выворачивал, потом ломал. Не знаю, что на меня нашло. В общем, увлекся слегка. Его головой об асфальт колотил, чуть мозги ему не вытряхнул. — Он весело рассмеялся. Заметив, что компания не поддержала смех, продолжил. — Потом я устал, успокоился. Закурил, значит, пнул напоследок и дальше пошел. А он почему-то остался лежать. Наверное, тоже устал. Как видите, все помню и понимаю. — Он с торжествующей улыбкой оглядел слушателей. — А вы говорите «не знал». Так что в маразматики меня пока что рано записывать.
Следователь растерянно
— Я ведь не в прямом смысле, не на уровне физического тела, а на уровне души. В возвышенном, так сказать, духовном смысле.
— Ну… я в этих ваших философиях не рублю. Ладно, будь по-вашему. Если так хотите, считайте, что не знал.
— Вот-вот! Не знал, что творил! — Обрадовался следователь. Милиционеры тоже радостно оживились. — Конечно, арестовывать не будем, дело закроем. Правда, тот, кого ты избил, в реанимации, в тяжелом состоянии. Ну что поделаешь, жизнь такая. Кому сейчас легко? Представляешь, до чего он духовно неразвит и невежествен! Похоже, и Библии в руках не держал! Мы ему о высоком, о всепрощении, неосуждении и непротивлении, о душе, о любви. А он языком еле ворочает, а все о своем талдычит: о покалеченном теле, об отбитых печени и почках, о сломанных ребрах, о вывернутых и переломанных руках, о вытекшем глазе и черепно-мозговой травме, о невозможности оплатить медицинские услуги и операции, о потерянных из-за инвалидности карьере и любимой работе, о жене и детях, которые теперь заодно с ним обречены на унизительную нищету. Печально, конечно.
Но, с другой стороны, противно от такого прагматизма, такой приземленности! Никакого полета души, никаких возвышенных, не привязанных к земному, духовных исканий! Несколько часов объясняли ему, что отвечающие злом на зло, лишь увеличивают зло, и что растворять зло может только любовь. И ведь упирался, верить отказывался! Бубнил, что жизнь совсем другое показывает. Едва живой лежит под капельницей, весь в бинтах и гипсе. И все равно ведь упирается! Тупой, ну, прямо, как баран какой-то!
Но нам не впервой. Убедили мы его! Забрал свое заявление. Так что все нормально, не беспокойся. Не зря ведь кое-какую, очень верную философскую концепцию всем отделом изучаем. Разве можно против убедительности ее красоты устоять? Зачем тебе в тюрьме страдать? Там неуютно и свободы нет. Страдания — зло, даже если это страдания преступника. Разве можно злом на зло отвечать? Так никогда зло не закончится. Уж хотя бы мы не будем потворствовать приумножению зла! Как сказал наш любимый философ, «Растворять зло может только любовь»! Мы любим тебя и верим, что ты не от хорошей жизни пошел на преступление.
Ты видишь, как мы для тебя стараемся? Ведь и на праздники тебя в свою компанию то и дело приглашаем. Что мы могли бы еще для тебя сделать, чтобы ты совершенно не сомневался, что мы искренно и глубоко любим тебя как родного брата и лучшего друга?
— Да чего там! Я давно уже не сомневаюсь в вашей любви ко мне. Никогда и никто так прекрасно ко мне не относился. Я вам очень благодарен.
— Но, пожалуйста, очень просим: не обижай и не бей больше никого, мы же тебе уже не раз объясняли, как это нехорошо. Это действительно очень нехорошо и негуманно! Прямо скажем, это даже ужасно, что ты творишь! Пойми, наконец, что тем, кого избиваешь и калечишь, очень больно. Они потом и работу теряют, потому что здоровье не позволяет. Получается, что не только калечишь, но и на нищету обрекаешь. А ведь у каждого из них семья, дети. Люби людей, береги их, заботься о них. Видишь, как это делаем мы? Неужели наш пример тебя не увлекает?
Преступнику слушать нравоучения надоело. Улыбку тоже держать устал. Да и чего ее держать? Улыбка исчезла. Теперь его лицо выражало утомленность и озабоченность: — Короче, помню я все. Когда на прошлой неделе вы меня забирали за ограбление с избиением, все это говорили. Да и раньше много раз говорили. Ну, в самом деле, не маразматик же я, все помню. — С деланным удивлением смотрит на наручные часы. — Надо же, время-то как быстро летит! Ладно, ребята. С вами, конечно, очень хорошо, но так получилось, что сегодня мне еще кое-куда надо успеть. Так что мне пора. Как нибудь в другой раз поговорим, ладно? Честное слово, опаздываю.
— Ты что, обиделся что-ли? Ну-у-у, а вот это ты зря! Мы ведь ради твоего же блага все это объясняем. В любом случае, ты никогда не должен сомневаться, что мы принимаем тебя таким, какой ты есть, со всеми твоими недостатками. Мы искренно любим и всегда будем любить тебя, что бы ни случилось. Извини, конечно, если что не так. Всегда заходи, когда понадобится какая-либо помощь. Да и просто так заходи.
Следователь и милиционеры провожают его до выхода, по-дружески обнимают, жмут руку, похлопывая по плечу, и прощаются. Преступник уходит.
Уходят и свидетели, поняв, что надобность в них отпала. Они идут к автобусной остановке. Один из них, растроганный до слез, насморка и головокружения, говорит, шмыгая носом:
— Как приятно наблюдать, когда люди проявляют друг к другу такое искреннее добросердечие! Какое взаимопонимание, какая искренняя забота, сколько дружеского тепла и любви! Приятно даже просто рядом побыть!
Второй, еще не вполне проникшийся идеями всепрощения и безоглядной любви, хмуро замечает:
— А я-то голову ломал — чего это воры и хулиганы со всего города именно в нашем районе ошиваются? Надо же! Такого уголовника не только за решеткой, но и в кандалах держать надо, а они с ним цацкаются, заботой и любовью окружили! Даже завидно становится…
— Но зачем же завидовать? Зависть — никчемное чувство. Завидовать ни к чему. Каждый — сам кузнец своего счастья.
Второй задумался. Вскоре его осенило:
— Слушай, а мы что — рыжие что ли? Ну, в самом деле, — почему другим можно, а нам нельзя? Может и нам немного наковать?.. Счастья-то?
— Как это?
— Да так: встретимся завтра после работы, прошвырнемся вечерком по какой-нибудь улице в нашем районе, подебоширим, намнем кому-нибудь бока как следует. Вот и заберут нас в это же отделение милиции. Пусть своей любовью зло растворяют!
На лицо первого набежала тень сомнения и грусти. Все еще растроганно хлюпая носом, он молчал. Потом, глядя куда-то вдаль, задумчиво произнес:
— Надо подумать… Вроде, и нехорошо это.… А с другой стороны, на что только не пойдешь ради того, чтобы приобщиться к празднику добросердечия, чтобы испытать чудо растворения зла любовью!
В это время преступник прогуливался по парку. По старой привычке он машинально оценивал прохожих на предмет возможного содержимого бумажников и кошельков, а также на способность дать отпор. Его походка была пружинистой и бодрой, а мысли ясными и непривычно содержательными: «Чой-то я взволнованный какой-то. Видать, расчувствовался… Хотя, есть от чего. Эх, стыдобища! Совсем докатился! Пора, наконец, за ум браться, что ли? А то уже за недоумка принимают: «не знал, что творил». Так недолго и авторитет потерять. А без авторитета нехорошо, несолидно. Друзья-братки уважать не будут. Как говорится «береги честь смолоду»…
Хватит хулиганить по-простому, как фраер какой-нибудь деревенский! Квалификацию надо повышать. Ведь читал в газете какой-то, какие пытки бывают. Буду похищать людей, затыкать чем-нибудь рот, потом пытать и калечить как можно ужаснее, чтобы даже самому страшно было. А еще можно из родственников жертвы денег повымогать. Чем не бизнес? Пусть после этого попробуют сказать, что, якобы, не знал, что творил. Правда, если в милицию загребут, опять придется от этих чудиков басни про любовь-морковь выслушивать. Ладно, если придется, еще послушаю. Раньше ведь и не такое приходилось испытывать. Философы… — Он хотел было выругаться, но осекся. — А что философы? Если б не их выдумки, быть бы мне сейчас на тюремных нарах. А зачем мне тюрьма? Мне и на воле хорошо! Так что спасибо этим фантазерам пребольшое! А все-таки, как ни крути, такие менты мне по душе. Пожалуй, и я их люблю. Вот уж не думал, что когда-нибудь с легавыми скорешусь! Неплохая, однако, штукенция — любовь. Особенно, которая зло растворяет». Его лицо озарилось широкой улыбкой. Взгляд случайно встретился со взглядом встречного прохожего. Прохожему показалось, что улыбка предназначена ему и потому невольно улыбнулся в ответ. Правда, тут же понял, что ошибся: улыбнувшийся вроде бы ему уже смотрел мимо и прошел так стремительно и столь небрежно и близко, что прохожий едва успел уклониться от столкновения с его плотной и хорошо накачанной фигурой. От резкого движения шляпа упала на землю. С досадой стряхивая пыль со шляпы, прохожий вначале тихо возмущался, но потом подумал, что на самом деле день вполне удачный. Ведь могло быть намного хуже.