Впервые замужем
Шрифт:
– Сопляки. Подумаешь, они дают мне характеристику...
Осетров этот, помогавший ей и выдвигавший ее повсюду, то ли умер, то ли вышел на пенсию, кто его знает. Галя больше не вспоминала о нем. Она уже сама заняла какой-то серьезный пост, когда я при новой встрече пожаловалась между прочим, что моя Тамара никак не может продвинуться в ансамбль. Какой-то Постников при отборе все время к ней придирается, упражнения ей задает необыкновенные и говорит, что у нее нету этого самого... темперамента...
–
Через день же она мне сказала:
– Пусть Тамара пойдет сегодня к четырнадцати ноль-ноль к такому Алтухову Вадиму Егоровичу и скажет, что от Галины Борисовны. Он все уже знает. Я ему все ясно-понятно объяснила. И он все устроит, как надо...
– А кто это Галина Борисовна?
– спросила я.
– Ты что?
– удивилась она.
– Душевнобольная? Я и есть Галина Борисовна. Вы все привыкли по-старому: Галка да Галка. А я давно уже Галина Борисовна. А что особенного-то? И запомни, если чего тебе надо или в чем затруднение, всегда звони мне - домой и на службу. Я старую нерушимую дружбу нашу не забываю. Я была и осталась, ясно-понятно, демократкой. За это меня и любит окружающий народ...
Ну как тут считать, - змея или, тем более, свинья Галя Тустакова, как выразилась однажды Тина Шалашаева, или напротив?
Тустакова же Галя помогла мне и при обмене одной комнаты на две, то есть на отдельную квартиру. И все вот так, будто между прочим. И обещала:
– Я приеду к тебе на новоселье. Или, скорее всего, - смеялась она, - на свадьбу Тамары. Надеюсь, Тамара не промахнется, как ее мама.
Тамара, однако, вышла замуж скорее, чем можно было ожидать, и почти что внезапно для меня. С нынешним своим мужем, тоже Виктором, как ее, пожелавший остаться неизвестным, отец, она познакомилась в этом ансамбле "Голубые петухи", где он еще не работал, но куда со временем предполагал, наверно, устроиться.
Он то ли артистом себя считает, то ли режиссером, то ли еще кем, этот Виктор. Ну, одним словом, он приезжий, откуда-то с Урала. И пока на работе еще не укрепился, но уже зарегистрировался с Тамарой. И, понятно, прописался в нашей маленькой двухкомнатной квартирке, которую я, лишний раз повторить, с таким трудом, хотя и с помощью Гали Тустаковой, обменяла на ту однокомнатную.
Все-таки сколько новых домов ни строить, жилищный вопрос пока что остается. И, можно сказать, из-за него у нас закипел конфликт. Или не только из-за него.
Но тут я должна сперва объяснить, какой характер в отношении меня развился у Тамары.
Лет до семи, даже лет до тринадцати ей, похоже, нравилось, что я не где-то мою вагоны и вокзал, а работаю теперь, как это официально называется,
– Моя мама работает в научном институте лаборанткой.
Потом она раза два зашла ко мне на работу, увидела, что я просто мою колбы, склянки, пузырьки, и, может быть, стала стесняться, что ли, что я не научный работник.
Однажды сказала (но это ей было уже лет шестнадцать):
– Ты могла бы посвятить свою жизнь еще чему-нибудь.
Мне это было не очень понятно, что это такое и для чего это посвятить? Я переспросила ее. А она вот так махнула рукой:
– А, - говорит, - что с тобой разговаривать? Ты все равно ничего не поймешь.
Я говорю:
– Как же это я не пойму? Ты понимаешь, а я не пойму. Все-таки я не какая-нибудь тихая дурочка.
– Ну, как сказать, - засмеялась она.
– Если б ты была не дурочка, у меня сейчас был бы хоть какой-нибудь реальный отец.
Вот так и сказала - "реальный". И вы знаете, я не нашлась, что ей ответить.
И с того разговора - это было лет восемь назад - она как бы забрала всю власть надо мной.
Я все еще кормила, одевала ее, старалась даже что-нибудь модное ей сделать, ходила по домам убираться, чтобы Тамара ни в чем не чувствовала нужды.
Я старалась, кажется, изо всех сил, но главной в доме, то есть в нашей двухкомнатной квартире, почему-то оказывалась уже не я, а Тамара.
И я порой сама чувствовала себя как бы виноватой перед ней, что я, например, не только без мужа живу, но к тому же и не младший научный сотрудник в нашем институте, а всего-навсего лаборантка - мою колбы, склянки и, когда приходится, полы.
Конечно, и этого Виктора Тамара привела к нам на постоянное жительство не спросясь.
Как сейчас помню, она, веселенькая, вбежала в нашу квартирку в конце дня, часов в пять, и спрашивает:
– Мама, ты одна?
– Нет, - говорю, у меня Тина Шалашаева.
И вижу: вслед за Тамарой входит высокий молодой человек в дымчатых очках.
– Ну, все равно, - говорит Тамара и, увидев в кухне Тину, кричит ей: Привет, Христина Прохоровна. Мама, поздравь нас. Это Виктор Перевощиков. Я тебе, кажется, рассказывала о нем...
– Нет, не помню, - говорю я в большой растерянности. И мне даже нехорошо делается - наверно, от сердца, что ли.
– Не могу вспомнить...
– Ну, все равно, все равно, - говорит Тамара.
– Познакомьтесь. Это... это, как бы сказать, ну, словом, короче - это мой муж...
– Муж?
– уже совсем было растерялась я.
– Как же это? Неожиданно...
– Ну все равно. Познакомьтесь, - как бы подталкивает она мужа ко мне. А он улыбается.
– Садитесь, пожалуйста. Очень приятно, - говорю я. А что я еще могла сказать?