Впервые замужем
Шрифт:
Мне понравился Еремеев внешностью и разговором. Вот это уж действительно артист, ничего не скажешь - все данные при нем.
Прошел, однако, год, а он так больше и не появился у нас. И, наверно, не вспоминал о Викторе.
Видели мы Еремеева после этого только в телевизор. Играл разведчика, потом какого-то немолодого, утомленного профессора. Но это уже не имело к нам никакого отношения.
– Халтурщик, - сказал Виктор, посмотрев на него в телевизор.
– Все у него вторично и третично. Нет своего подлинного творческого лица...
Тамара между тем родила второго ребенка, опять замечательного мальчика, уже похожего, как говорили, на меня (а
Говорят, что до тридцати лет время идет медленно, и не очень заметно, а после тридцати стучит, как счетчик на такси. Я это хорошо чувствую. И вижу, как все меняется вокруг меня - и в хорошую сторону и в не очень.
Уже и некоторые из тех товарищей Виктора, что ходили к нам, постепенно уцепились за что-нибудь. Один - вдвоем с товарищем - нарисовал картину "У огненных печей", о чем даже было в газете. Другой удачно снялся два раза в кино - в толпе. Третий еще чего-то такое сотворил. Ведь работы много. Работай сколько хочешь. Но чего греха таить, не все, - я давно замечаю, далеко не все хотят работать. Даже за умственную работу не многие с охотой берутся.
И наш Виктор все раздумывает. Не сказать, что он лодырь. Целый день он читает какие-то книги и даже что-то пишет, но все это - на дому и без последствий.
– А вам что - хотелось бы, чтобы я в торговую сеть пошел?
– огрызнулся он однажды, услышав мой разговор с Тамарой.
– И чтобы у вас все было? И чтобы вы были довольны.
Правда, в неделю раз или два он ездит на киностудию часа на два, на три, но толку - чуть. Не приносит это ему никакого заработка.
А время идет. И уходит. Скоро уже дети его в школу пойдут.
– ...Вы понимаете или нет, что такое сила воли?
– спросил меня отец Виктора, когда мы сидели тогда вечером на бульваре у памятника Гоголю. Сила воли - это такая вещь, без которой человек - не человек. А где ее взять, если ее нету, этой силы воли? Виктора, например, только она могла бы спасти и вывести из этого туманного его состояния. Он сейчас, может, рад был бы бросить все эти детские затеи и пойти на какую-нибудь нормальную работу. Не дурак же он от рожденья. Но силы воли ему не хватает. Не хватает силы воли, чтобы оторваться от нынешнего своего состояния, подавить свою гордыню и заняться каким-то обыкновенным делом, чтобы дети его впоследствии тоже видели, что их отец на своем месте. Ну, словом, чтобы дети, как положено, уважали отца. А то ведь что-то опасное получается. Даже чрезвычайно опасное...
И я, слушая отца Виктора, почти точно так думала, только другими словами. И тревожилась все сильнее. И уж не о деньгах тревожилась, которые все время будут нужны в семье, а еще о чем-то, что, может быть, и не полностью понятно мне.
И Тамара, точно поддакнув моим мыслям, как-то вечером в хороший час, укладывая детей, сказала:
– Вот ты, мамочка, я вижу, другой раз дуешься на Виктора, что он не работает, как все. А это оттого ты дуешься, что не понимаешь, не можешь понять творческих людей, людей искусства. А Виктору сейчас нужен, может быть, один толчок - и он пойдет в гору. Теперь ведь ничего не делается за так, то есть даром. Надо кого-то как-то заранее поблагодарить, угостить. А у нас нет возможности. Мы не можем пригласить даже очень необходимых Виктору людей. Есть, например, такой Карен Альбертович, он бы с удовольствием к нам пришел. И Виктору была бы обеспечена крупная роль в кино. Но надо его принять с большим размахом, угостить как следует. Так считает наш знакомый некто Гвоздецкий...
– Ну, что же, - сказала я.
– Разве мы плохо приняли когда-то Еремеева? Да я с большим удовольствием в любое время. Напеку пирогов даже с палтусом...
Тут Тамара засмеялась, как заплакала:
– Ну кому, мама, нужен твой палтус? Если мы пригласим двух-трех людей, от которых сейчас буквально зависит судьба Виктора, то, конечно, не в нашу халупу, а хотя бы в "Дельфин"...
– В "Дельфин, - почти испугалась я, - но это же, наверно, большие деньги?
– Не такие уж большие, - сказала Тамара.
– Но все-таки придется, вероятно, пойти на жертвы, если мы хотим добиться чего-то. Карен Альбертович человек не простой. И с ним будут человека два. Может быть, даже Ева Григорьевна заедет. И нас трое. Виктор хочет, чтобы и ты была. Он обязательно хочет, чтобы ты была. Он вообще-то ведь к тебе хорошо относится...
– Но я никогда не была в ресторане. И надеть мне нечего, - призналась я.
– Ну это ничего, ты, слава богу, не актриса, но зато посмотришь в ресторане живых артистов, - опять засмеялась Тамара.
– Главное, чтобы Виктор был одет прилично. А я не могу никак выкроить хоть несколько рублей ему на белую рубашку. Ему так идет все белое. Но он совершенно не думает о себе. Говорит: Лев Толстой ходил и босиком. Но в наше время такое не поймут. Надо что-то продумать относительно денег для ресторана. У тебя уже ничего нет?
– посмотрела на меня с надеждой Тамара. И покраснела.
– Что-нибудь придумаем, - сказала я.
– У меня завтра зарплата и премия.
– Значит, ты сможешь, мамочка, нам одолжить? Значит, я могу успокоить Виктора? Как я люблю тебя!
Отказать бы я все равно не могла. Но на мое и всеобщее наше счастье, опять приехал из Алапаевска дня на три отец Виктора и, как всегда, с деньгами. Вот эти-то деньги плюс моя премия и пошли на ресторанную встречу. Честно говоря, я не думала, что пойдет столько денег.
"Дельфин" - это недавно открытый ресторан-поплавок на нашей полноводной реке. Мне очень понравилось там. И, наверно, навсегда запомнится тот вечер. Хотя он и начался почти с огорчений и закончился тоже, как говорится, без большого энтузиазма.
Вместо тех, кого звали и кого ждали, явился только этот некто Гвоздецкий Юрий Ермолаевич, не молодой, очень полный, как бы о двух шарах - на горбу и на животе - в просторных полосатых брюках, в сопровождении, как и Еремеев тогда, двух угрюмых молодых людей с черными бородами.
– Это Эдик и Мика, - представил Гвоздецкий молодых людей.
– А Карен Альбертович и Ева Григорьевна, к нашему сожалению, не смогут быть. У них сегодня и завтра симпозиум с югославами. Но они передают привет...
"Привет, это уже неплохо", - подумала я, очень обрадованная и музыкой, что заиграла сейчас же, как мы вошли на трап, и душистой прохладой на реке, по которой только что прошлепал, подымая волну, красивый белый теплоход в разноцветных огнях и флажках.
Мы уселись все за один стол, сооруженный из разных столиков, укрытых белоснежной скатертью, уставленный закусками и вазами с цветами. Ну что может быть лучше?
– Ох, Юрий Ермолаевич, - сказала Тамара, - я совсем забыла. Это, познакомьтесь, моя мама, научный работник. Ее зовут Антонина Николаевна.