Впервые замужем
Шрифт:
Лежу так ночью в подсобке, не спится, раздумываю о своей жизни. И вдруг слышу, как стонет в виварии большая обезьяна. Прямо по-человечьи тяжко стонет и раскачивает прутья клетки. То есть так надо понять, что зовет к себе, требует внимания. А молоденькая лаборантка или ассистент спит. Ну я встала, подошла к обезьяне. Ее зовут Алла. Оказывается, она уже одна сидит в клетке, без детеныша. Его, должно быть, перевели в другое помещение для опытов. Не трудно понять, что из-за этого она и стонет. Тоскует, значит, как матери положено тосковать. И, вы знаете, смешно, разговорились мы с ней. То есть
И от разговора подобного вдруг я чувствовала: смягчается не только моя душа, но и обезьянья. Все-таки живые существа не то чтобы должны полностью понимать друг друга, но все-таки как-то сочувствовать друг другу. Только так. А иначе - ужас.
...Очень жаркое лето уже подходило к концу, когда однажды в полдень в нашем институте появилась Галя Тустакова.
– Ты чего тут делаешь?
– будто удивилась она. И больше ни о чем не спросила. Даже не расслышала, может быть, что я ей ответила. Прошла прямо к директору.
А потом все-таки разыскала меня, хотя я выходила во двор, выносила в мусорные баки опилки из-под морских свинок.
Тут во дворе она мне быстро рассказала, что работает сейчас где-то старшим методистом, а муж ее - в Академии наук. Я только спросила:
– Он что - ученый?
– Да ну, - отмахнулась почему-то сердито Галя.
– Но в общем-то он не хуже другого ученого. А может, и получше. Словом, у него там все в руках, в Академии. Вот сейчас, понимаешь, какое дело, - едем мы с ним в Новый Афон. Кстати, не хочешь у меня подомовничать? Можем сию минуту ко мне подъехать. И, кстати, посмотришь, как я живу. Я как раз свободна, - она посмотрела на ручные часы, - до четырнадцати часов.
– Но я же сейчас на работе, - сказала я.
– Ну, это пустяк, устроим, - засмеялась Галя. И, сказав что-то нашему заведующему хозяйством, повезла меня на своем "Москвиче" к себе домой на Ломоносовский проспект.
– Ты понимаешь, какая получилась дикая ситуация у нас в стране, говорила она, сидя за баранкой.
– Нельзя найти или очень трудно найти подходящего человека, чтобы, например, убраться в квартире. Эта фирма "Заря" существует вроде зря. Или только налаживается. И у нее тоже не все благополучно с кадрами. Все, понимаешь, хотят быть господами. Я очень рада, что встретила тебя. Ты можешь меня сейчас сильно выручить, поскольку мы с мужем уезжаем. И у нас, понимаешь, просто горят путевки. Ну просто горят, понимаешь? И ты должна меня выручить...
Вдруг мне вспомнилось в этот момент, как когда-то, теперь уже больше двадцати лет назад, вот так же нервно, в суете Галя попросила у меня на минутку чулки и кофточку. И надела их очень быстро, не сомневаясь, что у нее сейчас более важные дела, чем у меня, - и новые чулки и моя кофточка ей поэтому нужнее. Но тогда была все-таки другая Галя, даже более суетливая и не такая полная, дебелая, в крашеных волосах, затейливо взбитых на лбу.
– А вон и мой дом, - показала она
Но только я ступила на цвета яичного желтка лакированный пол передней, как на меня не с лаем, а каким-то взвизгом двинулась никогда до той поры не виданная собака, ростом, наверно, с доброго ослика и такой же грязно-пепельной масти.
Я вскрикнула.
– Да не бойся, дурочка, - опять засмеялась Галя.
– Не укусит она тебя. Это добрейшее животное. Она мне как подруга, даже лучше другой подруги...
– Но зачем она тебе?
– Как зачем? Ты что, не любишь животных? Как странно. Как раз сейчас идет борьба за охрану биосферы. Я же тебе говорила, я работаю старшим методистом. Это как раз по моей части. Охрана среды - это в первую очередь. Ты что, даже газет не читаешь? А радио?
– Ну, а собака-то?
– посторонилась я все-таки от собаки, обнюхивающей меня.
– А собака - это как раз и есть животный мир, - стала объяснять Галя. Это как лес и вообще - биосфера. То есть среда... Это сейчас очень важно. Острейший вопрос.
Объясняя, она вела меня по квартире, по сверкающему лаком паркету, показывала кухню, санузел, встроенные шкафы.
Все облицовано красивой разноцветной плиткой, обклеено особой пленкой, заменяющей обои.
– А это Павел, - показала Галя на красивый шкаф, плотно набитый книгами.
– Павел?
– удивилась я.
– Кто же это?
– Павел, дурочка, это был такой царь, - снова засмеялась Галя.
– При том царе делали особую по его вкусу мебель. Ну а сейчас она как будто опять в моде. Надоел же всем стандарт. Нам-то эти шкафы достались почти в обломках. Но нашелся реставратор. За хорошие деньги. Кстати, не хочешь выйти замуж? А это уже югославский гарнитур, - продолжала показывать Галя, не ожидая моего ответа.
– Тоже безумно дорогой - и все-таки добытый по блату...
– Ну, а кто читает эти книги? Ты или муж?
– спросила я.
– Ведь это за всю жизнь не перечитать.
– А что особенного-то? Это подписные издания, - почему-то слегка смутилась Галя.
– Читаем. И есть на что посмотреть. Ты что улыбаешься?
Невольно я вспомнила, как жили мы когда-то в общежитии по шесть девушек в одной комнате - кровать к кровати, почти впритык, даже тумбочки некуда поставить. А тут - великолепное зеркало чуть ли не во всю стену.
– Как ты, Галя, все это сумела за такой ведь короткий срок? Все ведь надо было добыть...
– А что особенного? Очень просто, - засмеялась Галя.
– Жить надо боевито, с огоньком. С живинкой в теле. И - не зевать. Ну, давай садись, поговорим по делу. Главное для меня сейчас - собака. Запомни, ее зовут Вика. Во-первых, она очень дорогая. За нее отданы большие деньги. А во-вторых, она сейчас беременная, готовится производить потомство...
"А ты?" - хотела я спросить Галю. Но не решилась. Побоялась, что она обидится. Но странным мне все-таки показалось, что в такой большой квартире нет детей. И, наверное, не предвидятся Гале, как и мне, уже хорошо за сорок.