Врачебная тайна доктора Штанца
Шрифт:
До службы у Штанца, Маркус почему-то думал, что состоятельные люди живут совсем иначе. Он предполагал, что у них всё время праздники и приёмы, толпы гостей и выезды на охоту. К тому же по субботам и воскресеньям, ни доктор, ни его жена, ни разу ни ездили в церковь, что Маркусу тоже казалось весьма противоестественным. Хотя сам он и не отличался особой набожностью.
Вторая странность доктора Штанца состояла в том, что он всех пациентов принимал в одной из комнат своего дома. Маркус сам не раз видел этих пациентов через окно, остававшееся единственным в огромном особняке не зашторенным. Остальные окна, всегда почему-то были наглухо закрыты портьерами из самой плотной, не пропускающей
Выводы про его силу Фабер сделал тогда, когда заметил что после приказа хозяина оставлять всё привезённое оборудование лишь у железных дверей, потом не находил его там. Оборудование волшебным образом исчезало, освобождая место для новых партий. А ведь занести всё это одному, было практически нереально. И как карлику удавалось перенести столь тяжёлые вещи за таинственную железную дверь оставалось загадкой. Разве что, хозяин сам ему помогал в этом.
Вот у Маркуса и возник вопрос, для чего всё это оборудование скупалось, делалось и свозилось, если доктор не использовал его на своих пациентах и не водил их ни в какие подвалы, а принимал прямо у себя дома.
Однажды, задав подобный вопрос управляющему, он получил вот такой ответ: «Герр Штанц занимается научной работой у себя в подвалах, где оборудовал для этого специальную лабораторию. Он там проводит опыты, создавая снадобья для лечения своих пациентов. А вообще, не стоит лезть не в своё дело. Однажды, желая помочь хозяину, именно такой совет я от него и получил».
Больше Фабер вопросов не задавал, а после разговора с Грином, уже никогда не привлекался ни к каким погрузочно-разгрузочным работам.
Последняя же и особенно волнующая Фабера странность, связанная, так или иначе, с доктором, относилась к его жене, Аннабелле. Той самой женщине, в которую он до беспамятства влюбился с первого взгляда.
Мало того, что он стал грезить её образом, который видел с близкого расстояния лишь раз, так ещё и начал следить за ней во время её ежевечерних прогулок.
Дело в том, что супруга доктора любила прогуливаться в одиночестве по парковым, узким тропинкам в тёмное время суток. И никогда, сколько бы он не следил за домом, он не видел её выходящей из него днём. Эта странность стала походить на аномалию, и именно она больше всего волновала Фабера.
Увидев однажды из окна своей комнаты прогуливающуюся по ночному парку женщину, Фабер бросился на улицу и, прячась за деревьями, приблизился к ней. По статному стану и плывущей походке, он сразу узнал в ней свою возлюбленную.
С тех пор он всегда выходил в одно и то же время, (а было это обычно около одиннадцати часов вечера) в парк, и сопровождал красавицу незаметной тенью везде, куда бы она ни пошла. Он не мог рассмотреть её лица при ночном сумраке и лунном свете, но его сердце начинало биться быстрей, а голову окутывал какой-то дурман, если девушка была где-то рядом. Ведь даже днём, когда он проходил мимо особняка, те же сердечные ритмы сразу заметно учащались, и он тогда понимал, что она совсем близко, стоит ему протянуть руку. Маркус не знал, как объяснить это странное влечение к замужней женщине; хоть каждый вечер и клялся, что больше не будет выходить и преследовать её. Но подходило время её прогулки, и он снова забывал об этих обещаниях и клятвах, и о том, что она принадлежит другому
Иногда, выходя на открытое пространство, красавица оборачивалась и смотрела именно туда, где прятался Маркус, и тогда его сердце замирало от страха. Однажды Маркусу даже показалось, что она посмотрела ему прямо в глаза, хотя он и понимал, что в такой кромешной темноте это, конечно же, невозможно.
А когда ночное небо бывало ясным, и не прикрытые кронами оголённых деревьев тропинки заливал лунный свет, Фаберу чудилось, что его возлюбленная превращается в настоящую фею, парящую над землёй. Настолько плавно и быстро, совершенно не двигая корпусом, плыла она по парковым аллеям, обратив своё лицо к лунному диску. Словно наслаждаясь его холодными, серебряными лучами и скользя по ним, как по струнам лютни.
Да Маркус и сам, в такие моменты ощущал в себе какие-то перемены. Он тоже словно парил над землёй, двигаясь за девушкой повсюду, и не замечая никаких преград. Куда девались стволы деревьев, ямы, буераки? Все эти препятствия словно исчезали из-под его ног.
И всё-таки очередной случай вновь заставил Маркуса задуматься над вопросом: а не видит ли она его? Не догадывается ли, что он следует рядом?
Идя за Аннабеллой в один из таких особенно лунных вечеров, он оказался с ней в самой дальней части усадьбы. «И как она одна не боится?» – возник у Фабера в тот момент вопрос. За усадьбой простирался большой луг, за ним шумела речушка, а дальше возвышался густой тёмный лес.
«Смелая девушка. На месте её мужа, я бы ни за что не отпустил вот так бродить одной, свою жену».
Пока Фабер размышлял, девушка сошла с поворачивающей обратно к дому тропинки, и поднялась на небольшой холм, полностью залитый ярким лунным светом. На ней было одето длиннополое, приталенное пальто, с опушкой из соболя по краям. Правда воротник был распахнут, и Маркус, ёжась от лёгкого морозца, удивлялся, как ей не холодно.
Оказавшись на вершине холма, девушка вдруг раскинула в стороны руки и подставила своё лицо под струящийся лунный свет, словно под лучи июльского солнца. В этот момент из лесного массива за рекой раздался душераздирающий, протяжный и пугающий, волчий вой. Однако Аннабелла не обратила на него ни какого внимания. Хотя даже Фабер почувствовал, как по его коже пробежали крупные ледяные мурашки, от которых он стал кутаться в своё пальто ещё сильнее.
Постояв так с минуту, девушка повернулась и, оторвавшись от земли примерно на метр, полетела в сторону сада. Поначалу Фабер не поверил своим глазам. Он прижался к стволу старого клёна, и затаил дыхание, решив, что сходит с ума. Однако протерев несколько раз глаза, он убедился, что это не обман зрения или галлюцинация. Девушка действительно парила над землёй, медленно двигаясь к парку. Под её ногами, скользил посеребрённый замёрзшими капельками влаги лунный луч, протянувшийся от ночного светила к земле, как хрустальная нить паутинки.
Вот она соскользнула, как с небольшой ступеньки, с луча на землю, и оказалась опять на тропинке, сворачивающей к дому. Тропинка проходила совсем близко, даже практически вплотную, от того дерева, к которому прижался Фабер. Ему нужно было немедленно скрыться в глубине сада, но он не мог даже пошевелиться. Ствол клёна словно стал с ним одним целым. Они сроднились с ним.
Тем временем волчий вой усиливался и приближался, будто целая стая хищников вышла из леса и перешла на эту сторону реки. Но девушка даже не обернулась. Ступив на твёрдую землю, она спокойной и размеренной походкой пошла по тропинке.