Враг моего сердца
Шрифт:
Чтибор сложил перед собой руки, отодвинув в сторону опустошённую миску. А после поднял на Ледена внимательный и строгий взгляд. К таким тот уже привык: часто приходилось наталкиваться. Когда изучают, мысли прочесть пытаются и вызнать зло — нарочно, потому как остёрский княжич лишь зло думать и может. Но и сомнение в таких взорах встречается часто, потому как на деле обычно выходит по-другому, нежели представлялось. И завоеватели жестокие, которые, коли молву слушать, не щадили ни старого, ни малого, пока до Велеборска шли, на деле оказываются не такими уж тварями. И не чудовищами с волчьими головами.
Вся эта дума читалось сейчас на сосредоточенном лице боярина.
— Спасибо, что приехал, княжич, — наконец проговорил он. — Что озаботился, хоть гонца я и не слал.
Леден вздохнул, не желая покупаться на добрые слова. Взглянул на своих выживших в схватке людей, которых осталось всего трое.
— Надеюсь, что ты и правда не марался подлым нападением, Чтибор, — буркнул в ответ. — И не придётся мне милость на гнев менять, когда всё откроется.
Боярин подбородок вскинул, словно осерчал, но спорить не стал даже. Продолжилась молчаливая обедня, и лишь под конец её Чтибор спросил:
— Как Вышемила там поживает? — в голосе его разлилось ожидаемое тепло.
Леден на миг зубы сжал: до того горько во рту стало от необходимости рассказать, что с боярышней случилось. Он миг колебался, а после проговорил:
— Хорошо поживает. Славная дочь у тебя, Чтибор.
Под подозрительным взглядом боярина он встал и покинул гридницу, оставив недоумевающих от такого поворота кметей доедать свои щи.
Как пришёл срок, справили страву по воинам, что пали при нападении татьей ватаги. А там, чувствуя себя немного лучше, Леден собрал своих людей назад ехать. Обсуждать с боярином больше оказалось пока нечего. Показался путь обратный скорым, будто день всего прошёл. Погода не ставила препон обильными дождями и всплесками Божьего гнева. И выросли скоро уже знакомые стены Велеборска на возвышенности так ясно, словно и не пропадали вовсе. Вот, только вчера за околицу ступили.
Встретил многолюдный посад Ледена, как родного почти. Уж и улицы казались знакомыми, и даже лица некоторых горожан. А вот детинец полнился предостережением очередных скверных вестей. Не вышел встречать Чаян, не мелькнула перед взором Зимава. Даже Вышемила будто затаилась в своей горнице, хоть, спешиваясь во дворе, Леден и видел, как показалась её фигурка в окне. Чуя недоброе, он взлетел по лестнице, стремясь к брату в хоромину. Что стряслось такого, если их всех будто хворью какой побило? И в открытом переходе терема натолкнулся на Доброгу, который, видно, и собирался его встречать, да не успел.
— Здрав будь воевода, — Леден невольно протянул руку, и удивился даже, когда тот обхватил его запястье и пожал приветственно, словно товарищу.
— Поздорову, — буркнул. — Коли ты к Чаяну собрался, так нет его.
— И где же?..
Воевода покривил губами, явно мучаясь тем, что знал. И такая тревога в его глазах вспыхнула, что тут же передалась и Ледену. Он бездумно обернулся к женскому терему и даже шаг уже назад сделал, намереваясь туда идти тотчас. Не к Вышемиле — нет. Захотелось остро княженку увидеть. До ломоты в груди, до шалого тумана в голове.
— Елица до Велеборска не доехала ведь, — ведром стылой воды опрокинул на него весть Доброга. Леден сжал пальцами перила так, что показалось, будто вмятины на дереве останутся. — Забрал её княжич Зуличский. Гроздан. Вернее, сама она с ним уехала. Так Зимава сказала.
— А Чаян что же? — сипло уточнил Леден, хоть и так понятно стало.
Воевода усмехнулся невесело.
— Дело понятное — за ней поехал.
глава 14
Голова едва не разламывалась от боли. Елица медленно повернула её, ничего пока не слыша и не понимая, где сейчас находится: то ли лежит ещё в лесу на пригорке, то ли уже в хоромине какой. Но оказалось, ни то и ни другое. Скоро пробился в нос запах холодной реки и закачалось легонько ложе под спиной. К этим почти неразборчивым ощущениям примешалось тихое бормотание мужских голосов. Где-то негромко напевали отрывистую и грозную песню. Что-то размеренно стучало. Плескала вода под вёслами.
Елица открыла глаза: и показалось на миг, что ослепла, но моргнула несколько раз и поняла, что над её головой просто холщовый полог натянут на распорках между бортами большой ладьи. Рассеянный свет, то ли утренний, то ли вечерний, проникал сквозь плотную тканину неохотно, а от того полог давил на пострадавшую от удара голову, словно каменный.
Пришлось с трудом опереться на локоть, чтобы хоть слегка приподняться и оглядеться. По обе стороны от укрытия сидели гребцы, мерно и размашисто двигая могучими руками. Где-то у носа стучали по щиту, задавая ритм, а потому дело шло слаженно и справно. Витал в воздухе острый запах пота, лился вместе с летней духотой под полог вязким киселём. Елица поразмыслила, стоит ли выдавать себя, показывать, что очнулась. Но и не пришлось решать: её заметили и так. Один из мужей наклонился, вглядываясь в сумрак укрытия, что располагалось возле мачты, и гаркнул кому-то:
— Очухалась княженка-то!
Она подавила стон, снова опускаясь на твёрдое ложе, от качания которого аж в груди что-то переворачивалось и подпрыгивало. Не любила она особо на ладьях ходить, хоть и приходилось несколько раз вместе с отцом в другие города добираться. Нехорошо ей становилось на борту, но благо и не мутило сильно. Скорее виновата была больная голова: до сих пор перед глазами плясали бледные цветные пятна.
Послышались твёрдые шаги. Нагнувшись, под полог зашёл муж, которого Елица не сразу и узнала. Он поднял голову, откинув от лица прямые, чуть растрёпанные ветром пряди и улыбнулся так приветливо, будто в тереме дорогую гостью встречал, а не увозил её силой с родных земель. Гроздан — зуличский княжич, будь он неладен! Вот ведь не видела его сколько лет, да ещё столько же не встречаться бы с ним. А то и до конца жизни.
— Здрава будь, Елица. Как ты? — спросил он участливо, присаживаясь рядом прямо на палубу. — Ты уж прости, что так вышло. Тот дубина уже своё получил. За то, что ударил тебя.
Княжич поднял руку и мягко коснулся виска Елицы, скользнул к скуле — и кожа тут же отозвалась лёгким жжением. Она отклонилась, не желая, чтобы Гроздан её трогал.
— Волею твоей это случилось, — ответила хрипло — до того во рту, оказывается, пересохло. — Ты не много ли возомнил о себе, княжич? Что решил меня словно корову у соседа из стада увесть?