Враг мой: Сокол для Феникса

Ермакова Александра Сергеевна

– Ты куда? – лишь успела всплеснуть пухлыми руками нянька.

– Гулять, – ярусом ниже, цокая по ступеням, крикнула Любава, не сбавляя скорости. Прямо с веранды сиганула в клумбу с недавно распустившимися цветами. Воровато оглядевшись по сторонам, не увидал ли кто её бесчинства, и убедившись – никто, – погнала вслед за Иванко. Правда, далеко убежать не получилось – уже на углу следующей хоромины её затормозил голос подруги.

– Ты куда? – с насмешкой и наигранным удивлением. Боянка перед княжной выскочила, да путь преградила.

– Прям

все сговорились сегодня! – недовольно нахмурилась Любава, глазами продолжая погоню за Митятичем, скрывшимся за последним домом по линии. А потом заметила, как ехидно заулыбалась подруга: – Свежим воздухом подышать вышла! – нарочито сахарно протянула. Не признаваться же в том, что за Иванко увязалась. Расправила гордо плечи, нос задрала и благосклонно добавила: – А то засижусь в своих хоромах княжеских, уму разуму научусь… Как землями управлять, или же, как на место ставить зарвавшихся боярышень!

– Уморила, – заливисто захохотала Боянка. – Научишься… И кто тебя такую зануду и ханжу терпеть будет? – с брезгливой жалостью. – Даже я сотню раз подумаю, а стоит ли с тобой дружбу водить…

– Вот и не нужно со мной дружить! – ощерилась надменно Любава. – Я сама по себе умею жить. И не нужен мне никто… – совсем утопилась в обиде.

– Прям никто? – сузила недоверчиво змеиные глаза боярышня, выводя на откровенность.

– Никто! – дерзко мотнула головой княжна, принимая словесный вызов.

– Никто-никто… и даже Иванко? – гадюка всё же зацепила больную мозоль.

Любава втянула воздух… Слишком горда, чтобы сдаться так просто. Но при этом и лгать без веской на то причины не очень любительница, поэтому зло поджала губы, прикидывая, как проучить Боянку.

– Да ладно, лишь слепой да тупой не увидит твоих поползновений за Иванко! – наморщила носик боярышня.

И так захотелось в него вцепиться посильнее, да оттянуть, дабы неповадно было совать не в свои дела.

– А тебе-то дело какое? – насупилась княжна. – Сама на него запала, а меня уличаешь… – ляпнула первое пришедшее на ум.

– Вот ещё, – отмахнулась подруга. – Я потому и шла за тобой, хотела кое-что проверить, но коль ты уже сердцем определилась, то… – взмахнула рукой, мол, и без тебя обойдусь, и двинулась восвояси. Этот жест особенно раздражал, а если шёл вкупе с коронной оборванной фразой «но коль, то…» и подавно от желания узнать, что ж такого задумала неугомонная боярышня, потряхивать начинало. Вот и сейчас… Любава аж забурлила негодованием от того, как хотелось вытрясти из подруги – куда она собиралась.

Торопливо глянула в сторону, куда Иванко ушёл. Задумчиво прикусила губу, наблюдая за Кольневой, нарочито медленно вышагивающей вдоль главного дома – и жажда узнать секрет боярышни пересилил желание с Митятичем побыть. Тем более, загадочное «сердцем определилась», всё назойливее жужжало в голове.

– А ну стой, змея подколодная, – беззлобно шикнула, и к Боянке поспешила, прекрасно зная, что на обзывательство

подруга не обидится, ибо девицы давно переступили черту вежливости и обходительности. Они были так похожи в своих живых и подвижных характерах, что сроднились. Стали ближе сестёр – разница в статусах и положении сословий их уже не смущала. Да и вообще, её будто не существовало!

Боярышня Кольнева без страха «тыкала» правдой княжне, а княжна не оставалась в долгу. Они часто вздорили, но быстро мирились. И Любава с горечью понимала, что нет никого роднее это наглой девицы. Той, кто, зная самое нелицеприятное, всё равно не отталкивал. Кто не бросал в трудную минуту, нередко брал вину на себя и всегда прикрывал тыл.

– А? Что? – в притворном удивлении вскинула тёмные брови Боянка.

– Ну и подлая же ты! – упёрла руки в боки Любава, растеряв весь воинский настрой и прекрасно осознавая, что заочно согласна на любую проказу, которую затеяла подруга. И то, что затеяла – по-другому быть не могло! А то, что проказа – кровь из носу.

– И потому ты меня любишь! – подмигнув, расплылась в белозубой улыбке боярышня Кольнева.

– Люблю, – согласилась Любава, закатив глаза.

Подруга тотчас под локоть схватила, да потащила подальше от окон, где уши могли быть.

– Помнишь ведь, что завтра Купала ночь? – заговорщицки.

– Кто же забудет, – проворчала Любава. – Только мне ещё рано, – скривила недовольно лицо. – Я кровить-то не начала, да и няньки глаз не сводят.

Всегда раздражали правила. И постоянный надсмотр. Туда не ходи. То не делай…

– Тоже мне, горе! – фыркнула Боянка. – Где проблему нашла? А я тебе на что?

– Вот и я всё думаю, на кой ты мне? – подыграла Любава.

– Потом благодарить будешь, – кивнула значимо подруга. – Когда замуж удачно выйдешь.

– Ты о чём?

– Я уже нам всё приготовила. Пока остальные девки будут по реке венки пускать, а парни по лесу рыскать в поиске папоротника, мы с тобой к тайному месту сбегаем.

– Это где такое? – озадачилась Любава. Окрестности облазила вдоль и поперёк, а если учесть, что частенько на Буяне каталась… так и хорошо за пределами.

– Завтра узнаешь, а пока приготовь кое-что…

К следующему вечеру Любава была особливо взволнована. И до того загорелась шалостью подруги, что намедни легла рано, заготовила наказанное Боянкой, весь день точно на углях промаялась. Убедила нянек, что спать охота. Глафира и Авдотья проверили, чтобы княжна в постели лежала. Зная её хитрость, проверяли несколько раз каждая, и только раздался первый смех со двора, – незамужние девицы спешили к костру на берегу Дёсоньки, – Любава плюнула на осторожность, да вместо себя подушек разложила. Одеялом приткнула, мол, крепким сном забылась, а сама в окно… по верёвке… и крадучись за угол конюшни, где был спрятан узел с вещами.