Враг стрелка Шарпа
Шрифт:
– Подполковник Кинни. Майор Шарп.
Кинни тепло кивнул стрелку. Широкое открытое лицо расплылось в сердечной улыбке:
– К вашим услугам, Шарп.
– Кинни – валлиец, – пробурчал Нэн, – Крайне продувная бестия, как и все валлийцы.
Кинни рассмеялся:
– Вот она – благодарность за то, что мои ребята выручили под Бароссой некоего ворчливого шотландца!
Сэр Огастес многозначительно покашлял, прерывая пикировку. Нэн насупил седые брови:
– Простыли, полковник? Шарп, что вы можете нам поведать?
Стрелок докладывал о поездке, не утаивая никаких подробностей. Лишь раз Нэн прервал его и недоверчиво переспросил:
– Обнажил ей грудь? И бросил эту… м-м… женщину к вам?
– Да, сэр.
– Неслыханно! Вы привели её в надлежащий вид?
– Да, сэр.
– Продолжайте, продолжайте.
Когда рассказ подошёл к концу, лист бумаги перед Нэном густо заполнился пометками. В камине потрескивали дрова. Окно пятнали капли дождя. Сквозь его мягкий шёпот из города доносились приглушённые хриплые команды: неведомый сержант муштровал подчинённых.
Нэн откинулся назад:
– Скажите, Шарп, этот француз, Дюбретон, что будет делать?
– То же, что и мы, сэр. Спасать женщин.
– Осилит?
– Осилил бы, да от французов до Адрадоса вдвое дальше ехать, чем от нас.
Зимовать французы и англичане предпочитали на максимальном удалении друг от друга.
– Мы должны успеть первыми. – сделал вывод Нэн, – Отбить дам, а потом выкурить подонков из их норы. Так хочет пэр. Что вам надо для спасения пленниц, Шарп?
– Сэр! – вскочил Фартингдейл, – Я надеялся, что честь вызволить дам будет оказана мне!
Нэн минуту разглядывал полковника, будто диковинную зверушку, не говоря ни слова. Когда молчание стало очень уж натянутым, генерал сухо сказал:
– Ваше благородство, сэр Огастес, крайне живительной влагой размочило моё чёрствое шотландское сердце. Я тронут до слёз. Но Шарп побывал в логове Потофе, справедливо выслушать его первым.
При свете дня идеи, осенившие Шарпа накануне вечером, уже не казались гениальными, но других всё равно не было.
– Допустим, что нам известно, где заперты заложницы. Ночью подбираемся близко, насколько возможно. День перележим и атакуем следующей ночью. Для этого мне нужны стрелки, сэр.
– Стрелки?
Нэн понимающе переглянулся с Кинни. Валлиец ухмыльнулся:
– Все стрелки думают, что в нашей армии сражаться умеют лишь зелёные куртки?
– Не в этом дело, сэр. Я видел там какую угодно униформу. Кроме стрелков. Ночью, во время атаки всё будет ясно: любой, кто не в зелёном, – враг.
– Вы же видели не всех дезертиров.
– Не всех, сэр. – спорить Шарп не стал. Все трое отлично знали, что из стрелковых полков солдаты дезертировали очень редко.
Вторую светлую мысль Шарп озвучивать не спешил. Сработать она могла лишь до Нового года. Так Шарп и сказал шотландцу.
– …Но всё это – пустые разговоры, пока мы не знаем главного: где прячут женщин?
Нэн невинно захлопал ресничками:
– А разве мы не знаем? Мы знаем.
– Что?! – Шарп от изумления забыл добавить «сэр».
Все трое остолбенело уставились на шотландца.
– Конечно, знаем. – генерал цвёл, наслаждаясь произведённым впечатлением.
Фартингдейл не выдержал:
– Может, вы и нас просветите, сэр?!
– С удовольствием, сэр Огастес, с удовольствием. Но прежде, позвольте, я прочту вам отрывок из произведения Александра Поупа «Письмо Элоизы Абеляру». Вы помните, вероятно, крайне печальную историю молодого человека, заплатившего за любовь мужским достоинством? (Абеляр Пьер(1079-1142) – французский философ, теолог и поэт. За любовь к юной Элоизе был кастрирован родственниками возлюбленной. Элоиза постриглась в монахини. Прим. пер.)
Нэн драматично воздел руку и с выражением продекламировал:
– «… Нет мне прохлады, нет тепла, есть только мука:
Любовь сжигает, холодит разлука.
И губит юности несмелое цветенье
Монастыря немое заточенье!»
– Монастырь? – в один голос выдохнули Шарп с Фартингдейлом.
– По всей видимости, да. – кивнул Нэн, – Повезло французу с женой. Ума ей не занимать.
Кинни взял быка за рога:
– Сколько вам нужно стрелков, майор?
– Две роты, сэр.
– Хватит, чтобы продержаться ночь в монастыре?
– Вполне, сэр.
– При условии, что на рассвете подоспеет помощь?
– Да, сэр.
Валлиец повернулся к Нэну:
– То, что мы с вами обсуждали, сэр. Маленькая группа выручает женщин, утром подтягивается ещё батальон и задаёт перцу мерзавцам. Есть, правда, скользкий момент.
Нэн прищурился:
– Валяйте.
– Они – дезертиры, но не идиоты. Вы пойдёте ночью, майор. – требования сэра Огастеса Кинни будто не слышал, – Чего-то в этом духе они и ждут. Часовые, линия пикетов. Поднимется тревога, и подонки успеют разделаться с женщинами, прежде чем вы до них доберётесь.
Сэр Огастес перевёл взгляд на генерал-майора:
– Я согласен с подполковником!
Нэн подзадорил Шарпа:
– Парируйте, майор! Если не ошибаюсь, второй свой козырь вы припасли именно на этот случай?
– Не ошибаетесь, сэр. Нападать мы будем в Суванский вечер.
Нэн одобрительно хмыкнул, примериваясь к идее, и машинально поправил стрелка:
– Сованский. Хитро, майор, крайне хитро. Сованский вечер! Негодяи перепьются вдрызг!
«Сованский вечер», шотландское название Сочельника. Вечер, когда солдат может законно налакаться до беспамятства. Вечер традиционной английской каши из пшеницы на молоке, щедро сдобренной ромом и яичными желтками: убойное варево, разом вышибающее сознание.
Кинни загорелся:
– Уж нам-то сам Бог велел взять эту уловку на вооружение! Её эффективность мы прочувствовали на собственной шкуре!
Валлиец имел в виду Сочельник 1776 года. Джордж Вашингтон застал тогда врасплох гарнизон Трентона. Кто бы подумал, что мятежники решатся напасть в такой праздник?
Оживление на лице Кинни вдруг потускнело:
– Нет, не выйдет!
– Отчего же?
– Оставшихся пяти дней слишком мало, сэр. Мои парни успеют дойти в Адрадос, но только с тем, что можно унести на себе. А провиант? А заряды? Если объявятся французы, я предпочёл бы иметь дополнительный комплект патронов. Мы успеем, обоз – нет.