«Враги народа» за Полярным кругом (сборник)

Ларьков Сергей А.

Таким руководителем, несомненно, и был О.Ю.Шмидт, сумевший создать дееспособный, работающий коллектив. Конечно, удалось ему это сделать при активной помощи опытных полярников и моряков, подававших своим поведением и работой пример борьбы за спасение. А заседания партячейки, собрания, митинги и лекции – весь этот антураж если и делал коллективную борьбу за спасение более действенной, то вряд ли на основе советской идеологии. Характерно, кстати, что во всех изданных вскоре после «эпопеи» книгах почти не упоминается проходивший в январе-феврале 1934 года «Съезд победителей» – XVII-й съезд партии, что совершенно удивительно на фоне того, что и как писалось о следующем съезде в литературе о дрейфе «Г.Седова» и о станции «Северный полюс». То ли времена были другие, то ли Лев Мехлис (не сам, конечно), курировавший от газеты «Правда» и ЦК «челюскинские» издания, решил не готовить на пропагандистской кухне блюдо из смеси героической эпопеи и съезда с сомнительным результатом (вспомним последовавшее вскоре убийство Кирова и уничтожение почти всех делегатов-«победителей»). Всё же в основе сплочённости людей на льдине был обычный человеческий инстинкт самосохранения и осознание ими того факта, что спасение зависит от них самих, от их общей работы. Такая «сознательность» была бы свойственна людям любой национальности и любого социального положения и зависела бы только от их понимания общности задач и общности усилий. Что, окажись на льдине сто норвежцев

или сто англичан, они вели бы себя по-другому? Думать так нет никаких оснований! Так же срубали бы очередную гряду торосов, перегородивших очередной аэродром, так же рисовали бы карикатуры и писали язвительно-дружеские стихи (не называя это стенгазетой), так же «травили» бы житейские истории, не называя эти байки «лекциями», так же разыгрывали бы друг друга. Наверное, так же уважали бы своего «босса», но после спасения воздержались от непомерного его восхваления в воспоминаниях, да и сам «босс» вряд ли бы с этим согласился. Другое дело – в СССР (да еще в Германии), где именно в эти годы окончательно формировался культ вождя государства. Здесь можно было и нужно было воспитывать у людей поклонение вождям разных (пока!) рангов, приписывая им все заслуги, и переходить при этом и рамки приличия, и рамки разумного. Увы, описания «эпопеи» и роли в ней Шмидта носят все следы этой болезни советского общества первой половины 1930-х годов.

Сам О.Ю.Шмидт, уловив веяния эпохи, уже через год после «эпопеи» расставил нужные акценты. Выступая на VII-м Всесоюзном съезде советов СССР в конце января 1935 года, он говорил: «Недавняя эпопея „Челюскина“ показала всему миру что за страна – Страна Советов, что за страна – Союз, которым руководит коммунистическая партия во главе с товарищем Сталиным. Стойкость коллектива челюскинцев, изумительные подвиги героев-лётчиков – всё это возможно только в нашей стране. Я могу прямо сказать …, что мы в тяжёлых условиях лагеря не выдержали бы, если бы за нами не было Страны Советов, если бы мы не знали, что наше правительство не оставит своих граждан, попавших в беду …. Мы не могли бы выдержать, если бы у нас не было … спайки вокруг высокоавторитетной коммунистической партии, если бы мы не знали, что товарищ Сталин лично даёт указания о нашем спасении…» [«Известия» ].

* * *

Вариант дрейфа и зимовки в планах экспедиции на «Челюскине» при её подготовке явно не рассматривался, и она оказалась для руководства экспедиции достаточно неожиданной. Никаких планов очерёдности эвакуации не существовало довольно долго, причём командование корабля руководствовалось при выборе людей, подлежавших эвакуации в первую очередь, одними принципами, а руководство экспедиции – другими. 23 декабря 1933 года капитан «Челюскина» Воронин приказами под номерами 6 и 7 определяет, что в первую очередь подлежат «отправке самолётом кочегарный старшина Кисилев Н.С. (по болезни)» и «уборщица Рудас А.И. („по сокращению штатов“ – зачеркнуто, вписано – „по болезни“)». В свою очередь, начальник экспедиции Шмидт 3 января 1934 года радиограммой просит заместителя Председателя СНК и ещё не председателя Правительственной комиссии по спасению челюскинцев В.Куйбышева и исполняющего обязанности начальника ГУСМПа С.Иоффе вывезти первым же самолётом не детей, женщин и больных, а своих заместителей Баевского и Копусова, так как «они крайне необходимы в центре, где их некем заменить. Баевский руководит всей планово-экономической работой» (кстати, именно в этой радиограмме намечен путь эвакуации, которую проделает сам Шмидт, – Аляска, самолётом в США, поездом в Нью-Йорк, оттуда пароходом в Европу и поездом в Москву).

Планы вывоза «челюскинцев» с льдины всяческими экзотическими способами, в обилии предлагаемыми, всерьёз не рассматривались. Реальными были экспедиция на собачьих упряжках, крайне тяжёлая для спасаемых и вскоре ставшая невозможной из-за состояния льдов в прибрежной зоне; подход к ледовому лагерю ледокола, что могло произойти не ранее чем через три месяца, и, наконец, – использование авиации.

Вообще спасение людей в Арктике с помощью авиации не было чем-то новым, в том числе и для советских лётчиков. Видимо, первый такой опыт в Восточной Арктике с её особенностями полётов относится к 1930 году [Визе]. Осенью 1929 года у мыса Северный вынужден был встать на зимовку шедший с Колымы пароход «Ставрополь» с тридцатью пассажирами, часть которых, как и часть команды во главе с капитаном П.Г.Миловзоровым, были больны. Решение об организации спасательной экспедиции было принято Совнаркомом, её руководителем был назначен капитан ледореза «Литке» К.А.Дублицкий. «Ставрополь» встал на зимовку не очень удачно и ему грозила участь быть раздавленным льдами, однако этого, как и крупных подвижек льдов, ломающих естественный ледовый аэродром, не случилось. Лишь в конце ноября самолёты М.Слепнёва и В.Галышева были доставлены в Бухту Провидения, но по разным причинам добрались до мыса Северного лишь 30 января. Операцию по эвакуации пассажиров «Ставрополя» выполнял В.Л.Галышев, а не Слепнёв, как это указывается в некоторых публикациях разных лет. На этом примере, одном из многих, хорошо видно, как подвиги разных людей стало принято приписывать канонизированным героям – сначала по приказу, потом – по профессиональной недобросовестности и лени. М.Слепнёв в это время летал с американскими лётчиками в поисках пропавшего самолёта их соотечественника Б.Эйельсена. Полярной зимой, в феврале-апреле Галышев с мыса Северного сделал три рейса в Бухту Лаврентия и вывез 15 человек, в том числе нескольких детей, даже одного новорожденного, так что челюскинская Карина Васильева – совсем не первый экспедиционный арктический ребенок. А ведь расстояние от Северного до Лаврентия – около 600 километров, хотя, конечно, снежные аэродромы на суше куда надёжнее аэродромов на морском льду. Виктор Львович Галышев был, вероятно, первым награждённым за спасательные работы полярным лётчиком – в 1930 году он получил орден Красной Звезды [Белов].

Куда более масштабная спасательная операция и в куда более сложных условиях была проведена поздней осенью 1933 года, когда начиналась цепь трагического невезения «Челюскина». Тогда с зазимовавших у мыса Биллингса кораблей экспедиций Дальстроя (см. выше) было вывезено на мыс Северный (более 100 километров) 93 (!) человека – на одном самолёте, одним экипажем. Самолёт – трехмоторный «ЮГ-1», командир экипажа – полярный лётчик Ф.К.Куканов. Полёты проходили в октябре-ноябре, при крайне неблагоприятной погоде; правда, взлётно-посадочная полоса у кораблей располагалась на береговом припае, не подверженном сжатиям. Всего было выполнено 13 рейсов. Это был тот самый Куканов, что всё лето 1933 года отработал с экспедицией С.Обручева и К.Салищева, которые именно в этих полётах апробировали методы аэровизуальных исследований, тот, кто спас американского лётчика Маттерна («подвиг» этот приписан Леваневскому, но он лишь отвёз американца на его родину). Это тот Куканов, что сел на своём большом самолёте у «Челюскина» и свозил на остров Врангеля Шмидта; потом вывез с зимовки на Врангеля одиннадцать человек, потерявших надежду на смену, а на опустевшие склады полярной станции «забросил» продукты и боеприпасы, хоть частично выполнив задачу челюскинской экспедиции.

Вопрос об эвакуации «пассажиров Дальстроя» решался на самом высоком

уровне, и уполномоченным Совета Народных Комиссаров «по эвакуации экипажей судов Северо-Восточной экспедиции» был назначен начальник ГУСМП О.Ю.Шмидт. Совнаркомовские чиновники об Арктике, положении «Челюскина» и заботах начальника ГУСМПа и экспедиции имели смутные представления. Очевидно, Шмидту пришлось наотрез отказаться от столь «почётного задания партии и правительства», и уполномоченным был назначен опытнейший полярный лётчик Г.Д.Красинский, который и привлёк к спасательным работам уставший экипаж Куканова на изношенном, летавшем «на честном слове» «Юнкерсе-Гиганте», но выбирать было не из чего (см. статью « Законвоированные зимовщики » в настоящем сборнике). За спасение почти сотни больных, измученных людей ни Куканов, ни его экипаж ничем награждены не были (как бы газета «Правда» объяснила, кого он спасал?). Орденом Красной Звезды Фёдор Кузьмич Куканов был награждён, в числе других причастных к «челюскинской эпопее» людей через два месяца после челюскинцев и Героев [«Славным завоевателям…» ]. Но и это не было признанием его действий по спасению «пассажиров Дальстроя». Узнав об аварии самолёта Бабушкина, на ледовую разведку которого командование «Челюскина» и «Литке» возлагало последние надежды, Куканов на мысе Северном сделал попытку взлететь и такую разведку провести, но при взлёте подломилась ранее сломанная лыжа. А выдержи она?… Ведь не зря же В.Куйбышев в первой своей беседе с американскими журналистами после 13 февраля заявил: «Правительство решило направить на помощь экспедиции т. Шмидта лучших полярных лётчиков Союза: уже на побережье Ледовитого океана работают полярные лётчики тт. Куканов и Ляпидевский…». «Безлошадный» Куканов как мог помогал Ляпидевскому и после своей аварии.

* * *

Самым сложным в использовании авиации для эвакуации людей из ледового лагеря стали поиски и поддержание в порядке ледовых аэродромов. Опыта в подобном аэродромном строительстве в мире практически не было и неудивительно, что необходимого количества инструментов на льду не оказалось. Как вспоминал И.Факидов [Джапаков, Попов], c «Челюскина» было выгружено всего три лопаты, два лома и две пешни. Удивительно, как с таким инструментом удалось поддержать в порядке посадочную полосу для большого «АНТ-4» А.Ляпидевского, который, кроме угощения (двух туш оленей), привез ломы, кирки и лопаты. Теперь к работе по поддержке всё чаще разрушаемых сжатиями ледовых аэродромов можно было привлекать больше людей (как после этой адовой работы люди не валились с ног, а слушали лекции по диамату?).

Однако для нас больше интересны люди, ставшие олицетворением идеала «советских» людей, в частности, первые Герои Советского Союза. Много всё же «странностей» в официальной истории «эпопеи», когда вдруг обнаруживаются если не скрываемые, то и не афишируемые факты, совсем в ином, чем принято, свете вынуждающие воспринимать хорошо, казалось бы, известных людей и события. 25 июня 1934 года, когда челюскинцы и их спасители-лётчики были нарасхват в Москве (смотри фельетон И.Ильфа и Е.Петрова «Чудесные гости»), начальник ВВС РККА А.И.Алкснис направляет наркому обороны К.Е.Ворошилову совершенно секретный доклад «Об отрицательных последствиях чистки для ВВС РККА». Протестуя против произвола особых и политотделов, будущий «член антисоветской националистической шпионско-террористической организации» выдвигает убедительный, как ему кажется, аргумент: «Заслуживает внимания тот факт, что из числа 7 лётчиков, коим Правительство присудило звание Героев Советского Союза – 5 человек находились в рядах ВВС РККА и были изъяты и уволены по настояниям особых отделов, политорганов и командиров, как политически и морально неустойчивые и несоответствующие службе в РККА (А.В.Ляпидевский, М.Т.Слепнёв, И.В.Доронин, В.С.Молоков, С.А.Леваневский)» [«Репрессии в Красной армии», c. 124]. Мало того, что непонятны сами причины награждения С.Леваневского, так он и четверо его товарищей – ещё и морально и политически неустойчивы! Что же тогда это за звание такое – Герой Советского Союза, если от почти «врагов народа» (а в 1937 году с таким пятном в биографии наверняка бы в них записали) до Героев – полшага, дело случая? По контексту воспоминаний А.Ляпидевского [«Как мы спасали…» ] спасатель «пассажиров Дальстроя» Ф.Куканов имел такое же «пятно» в биографии, как и рекомендованный им в полярную авиацию будущий Герой Советского Союза Ляпидевский. В выпущенной уже в наши дни, к 70-летию «эпопеи», в лучших советских традициях апологетической книге о первых Героях Советского Союза [«Первые Кавалеры…» ] о демобилизации героев говорится невнятно, о её причинах – ни слова. А ведь над авторами книги не нависала зловещая тень главного редактора «Правды» Льва Мехлиса, как она нависала над первыми Героями – «авторами» своих биографий в книге «Как мы спасали челюскинцев».

Тут самое время привести интересное наблюдение исследователей деятельности Московского УНКВД в 1937–1938 годах, касающееся ещё одного кавалера Золотой Звезды: «Сатирические стихи и насмешливые высказывания по адресу Водопьянова и, соответственно, обвинения в оскорблении Героя Советского Союза встречаются во многих следственных делах 1937–1938 гг. Нам сейчас трудно объяснить себе причины столь иронического отношения наших соотечественников к официально признанному подвигу Водопьянова» [«Русский Икар», c. 81]. Кстати, именно по подобному обвинению был расстрелян в феврале 1938 г. учитель и наставник Водопьянова и многих других известных советских лётчиков, один из первых русских авиаторов Н.Н.Данилевский.

* * *

Продолжим, однако, об эпопее. Значительная часть вывезенных в Ванкарем челюскинцев (53 человека 5-ю партиями) добиралась до залива Лаврентия, где предполагалась посадка их на пароходы, пешком, в сопровождении чукчей с несколькими собачьими упряжками. Путь был тяжёл, нартами – не воспользуешься, т. к. Ванкаремская фактория решила с оказией отправить заготовленную пушнину и загрузила ею все нарты. Этот переход не вошёл в хронику «героической эпопеи», хотя был, как показал К.Левинсон, тяжелее пребывания на льдине и психологически, и физически. Исследователь подробно разбирает причины исключения этой части «эпопеи» из её пропагандистского антуража [Левинсон]. Одной из этих причин, как он считает, был и выявленный нами ранее факт, что вместе с героями шли в Уэлен и – … преступники! Начальник Чукотского КПП ОГПУ, член чрезвычайной Тройки А.Небольсин с чекистским простодушием пишет [«Как мы спасали…», c. 50]: «Одновременно с челюскинцами в Ванкареме появились люди с парохода „Север“, зазимовавшего у наших берегов. Часть из них была переброшена в своё время лётчиком Кукановым в Уэлен, часть – на мыс Северный. На мысе Северном были рабочие Дальстроя (Небольсин не совсем точен: „Север“ зимовал вместе с „Анадырем“ и „Хабаровском“, на которых и были „пассажиры Дальстроя“ – авт.) – народ такой, что без дела сидеть не привык. Они слышали, что подходят пароходы забрать челюскинцев, и сейчас же двинулись в путь (1200 километров)! Собралось их человек двадцать пять. Они пришли в Ванкарем, отдохнули и с челюскинцами пошли дальше». Такой вот симбиоз этапа-«расконвойки» и похода «героев». «Герои», впрочем, о своих попутчиках в воспоминаниях не пишут.