Враги за рубежом
Шрифт:
Без паники.
Я направляю всех к скоплению скамеек и говорю, чтобы они присели, пока я звоню в автомобильную компанию, чтобы получить ответы. Человек на другом конце линии говорит только на отрывистом английском. После затянувшегося разговора, когда мы оба думаем, что собеседник вдруг станет двуязычным, если только мы будем говорить ооооочень меееееедленно, я понимаю только четыре слова: слишком занят, нет машины.
Правильно. Хорошо. Будем импровизировать. К сожалению, такси — не вариант, потому что нам придется разделить группу на три части,
И, честно говоря, проблемы возникают не с метро, а с тем, как мы добираемся до метро и обратно: багаж, раздраженные подростки, постоянное «Не отставайте», мозоли на пятках и жара. ЖАРА.
Летом в Риме почти невыносимо жарко. Я знала это, собираясь в поездку, но совсем другое дело — испытать это на себе. Влага собирается на моих бровях и стекает по спине, пока я тащу свои чемоданы по улицам. Я нахожусь в Риме (святое дерьмо!), но не могу по-настоящему оценить город. Нет возможности осмотреть достопримечательности. У меня одна цель — доставить этих детей и весь наш багаж в школу в целости и сохранности.
У меня даже нет сил ругаться с Ноем. Он действительно помогает.
Чувствуя, что я вот-вот сорвусь, он ведет группу, берет у ученика еще один чемодан, чтобы облегчить его ношу, и подбадривает нас, чтобы мы продолжали двигаться.
Когда мы уже почти добрались до места назначения, я поворачиваюсь, чтобы улыбнуться группе, и в этот самый момент теряю опору и спотыкаюсь о чемодан, падая вниз с растопыренными конечностями. В основном я приземляюсь на чемодан — слава богу, — но мое правое колено царапается о тротуар настолько, что начинает кровоточить.
Ной тут же оказывается рядом.
— Сядь и дай мне взглянуть.
Я отпихиваю его.
— Нет. Все в порядке. Мы уже почти пришли — давай не будем останавливаться. Все не так уж плохо.
Я бросаю быстрый взгляд вниз и краснею, когда вижу стекающую по голени кровь. Все немного хуже, чем я думала, но моя нога должна была бы отвалиться, прежде чем я позволила бы этому отвлечь меня от моей конечной цели. Согласно указаниям моего телефона, в которых я понимаю очень мало, мы в любой момент должны оказаться в школе. На самом деле, есть шанс, что мы прошли мимо нее и не заметили. О, господи. Что, если я не гожусь для этой роли сопровождающего?
— Вот! Это школа! — кричит Лиззи, и я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, куда она указывает. Конечно же, за разросшейся пурпурной бугенвиллией наполовину спрятана небольшая табличка с надписью: «Международная школа Святой Сесилии».
Я готова прослезиться.
Маленькая школа-интернат прямо сошла с картины эпохи Возрождения. Когда проходим через небольшие ворота с улицы, мы попадаем в квадратный двор, вымощенный булыжником. С трех сторон нас окружает трехэтажное мраморное здание со всеми признаками классической римской архитектуры: симметричный дизайн, арки, колонны и орнаментальные детали, вырезанные прямо в камне. На втором этаже по всей длине внутреннего двора проходит глубокий балкон с деревьями в горшках и цветущими лианами, и я уже представляю, как буду пить кофе и читать там по утрам, пока
Международная школа Святой Сесилии находится в историческом центре Рима, и хотя я представляю, что обычно она до отказа забита преподавателями и учениками, сейчас, когда наступило лето, школа опустела и открыла свои двери для небольших программ обучения за рубежом, таких как наша.
Мы будем бесплатно пользоваться помещениями школы вместе с еще одной школой, и, судя по всему, они нас опередили.
В моем возрасте мне хочется думать, что я воспитала в себе здоровый запас уверенности, но, когда смотрю на собравшихся у фонтана во внутреннем дворе учеников из Тринити Преп, у меня возникает подозрительный страх, что меня сейчас запихнут в шкафчик.
Черт, они крутые.
Им не больше четырнадцати лет, но все они вполне могут сойти за актеров «Сплетницы». На них школьная форма с вышитым на нагрудных карманах логотипом Тринити, но они ее, конечно, адаптировали. Несколько расстегнутых пуговиц, пара массивных ботинок, и это… сигарета?! Нет. Просто ручка.
Мои ученики в благоговении смотрят на них, когда мы проходим мимо.
Я слышу, как Исайя шепчет Заку:
— Эта девчонка такая горячая.
Девочки из Тринити видят Ноя и сразу же оживляются. Одна из них подталкивает свою подругу, привлекая ее внимание, чтобы она его не пропустила.
Ной не замечает. Его руки так перегружены багажом. От пота его рубашка прилипла к груди. Я хочу, чтобы меня оттолкнуло, но не могу подавить это чувство.
Я чувствую, когда ученики Тринити обращают на меня свое внимание. Я — их худший кошмар, воплощенный в жизнь: скучный взрослый. Наверное, им страшно видеть меня в моих не дизайнерских шортах и белой футболке. Мои кроссовки — хоть они и модные — были выбраны из-за поддержки свода стопы. Я все еще ношу свой шнурок с маршрутом. И да, у меня идет кровь.
Мы добираемся до входа в школу, и Ной заводит учеников внутрь.
Они не спорят за то, чтобы остаться во дворе с классными ребятами, потому что вестибюль по сравнению с улицами Рима — это удивительно холодный морозильник. Проходя мимо меня, все ученики вздыхают с облегчением и вытирают со лба пот.
В отличие от детей на улице, которые выглядят чрезвычайно богатыми и привилегированными и которым, вероятно, все надоело, мои в восторге от этого места.
Здесь все шикарно с большой буквы Ш. Не сравнится со школами в Америке.
Фойе полностью выполнено из черного и белого мрамора, а в центре помещения стоит группа из трех статуй, которые, как я подозреваю, являются копиями греческих оригиналов. Они удивительно детализированы.
— Тут как в музее, — говорит Лиззи, подходя ближе к статуям.
— Это потому, что раньше здесь был музей, — говорю я ей, объясняя, что школа изначально была домом для кардинала, а в начале девяностых годов ее превратили в музей.
— Кардиналы… как бейсбольная команда? — спросил Зак, нахмурившись в замешательстве.