Врагов выбирай сам
Шрифт:
Не в Царство Божие ведет старший Пастырь своих овец.
А куда?
И можно ли верить себе, бросая подобные обвинения главе епископской церкви?
Себе или «другому»? Никакой мистики в этих приступах, конечно, нет. Сэр Герман объяснил их давным-давно, еще сто лет назад. Не справляются мозги Артура с нагрузкой: память-то у него и вправду эйдетическая, а голова обычная – рыцарская. И в какой-то момент что-то там, в голове, перестает работать. Сознание отключается. Способность же к анализу какая ни есть, а остается. Вот и рождаются «пророчества».
И сбываются, ясен день. Почему бы им не сбываться, если выводы делаются на основании множества
И кто бы помог увериться в собственной правоте!
Тогда скажи, познавший все -И видимость, и свойства:Достоин ли сей мир того,Чтоб знать его устройство?Ведь даже разум обреченНа жажду превосходства,И тягой к ОткровениюMостили Аду путь.Вместо двух разных дорог, ведущих к одной цели, есть теперь два пути в два разных, очень разных места. Который путь верен? Откуда взялась еретическая убежденность в том, что магия угодна Господу? Разум напоминает, что главный над колдунами и, кстати, предсказателями – тот, кого называют Отцом Лжи. Разум твердит, что схимник-митрополит ближе к Небу, чем рыцарь, на руках которого кровь, и сердце которого равно тяготеет к мирам горнему и дольнему. Разум заставляет задуматься о том, что, пока Артур не появился в Долине, здесь убивали магов, считая их нечистыми. И о том, что Флейтист неспроста сразу проникся к крестоносному рыцарю странным расположением. И об Альберте... точнее, о собственной уверенности в том, что колдуны могут быть спасены.
И снова всплывало в памяти страшное слово «еретик».
«Ересь у вас там была страшная», – обмолвился когда-то сэр Герман, имея в виду монастырь на Ледяном перевале. Давно это было. Артур не понял тогда. Потом, когда начал разбираться в местных обычаях, осознал с изумлением, что Сила отца Лучана, как он ее помнил, Силой вовсе не была. Магом был приор. Еретиком. Отступником. Пусть даже сам и не подозревал об этом.
А ведь именно отец Лучан крестил Артура. И он же когда-то посвятил его в рыцари пред ликом Богородицы, вверил Ее милости, не очень-то надеясь на милосердие Господа. И правда, разве мало у Бога дел, чтобы замечать еще и умирающих младенцев?
– Ты не храмовник, – говорил приор, – ты рыцарь Пречистой Девы. Помни об этом всегда, сын мой, но никогда и никому не рассказывай.
Еретик. Колдун. С какой же Силой связал он душу Артура? Чьим благословением освящена сталь Миротворца? Чья рука простерта над рыцарем Пречистой Девы?
Господи, где искать ответ?
А если найдется он, верить ли?
– О чем задумался, рыцарь? – мягко поинтересовалась Ирма. – Ты позволишь мне нарушить твое уединение?
Артур пожал плечами. Такая, как нынче вечером, Ирма нравилась ему куда больше, чем в своей обычной маске взбалмошной и недалекой стервы. Такой она бывала наедине с ним, и будь хоть капельку настроения, Артур с удовольствием включился бы в игру, но... не до Ирмы сегодня. Хочет строить из себя герцогиню – милости просим к Варгу. Где он, кстати? Ага, вон, глазищами сверкает, зубы скалит, не то смеется, не то укусить хочет. А и то. Не только Ирма за Варга замуж собралась, Варг тоже на Ирме жениться хочет, так что ни к чему почти невесте на глазах у почти жениха с почти незнакомым рыцарем любезничать.
Ведьма проследила взгляд Артура, улыбнулась и поманила пальчиком Галеша.
– Принеси мою гитару.
Дожидаясь, пока просьба будет исполнена, она устроилась напротив Артура на низком пуфе, расправила шелестящий шелк юбок. Уже не герцогиня, сейчас вот – точно куртизанка, дорогая, красивая, и... куда только подевались мрачные мысли?.. Как немного все-таки нужно, чтобы вернуться в суетный мир.
Ирма, задумчиво склонив голову, подтянула колки. Опустила ресницы. И запела.
Грустно, но грусть ее была кошачьей, хитрой и чуть настороженной.
Герцог, я ваша сегодня, сейчас и теперь,Hо навеки я вам не могу обещаться,И вы уж меня поймите.Я не шучу, мой герцог, я вся у вас на ладони.Возьмите мою душу и тело мое возьмите.Песня сложена была когда-то давно, для одного из первых герцогов. Трудно предположить, что пришли незамысловатые стихи из той немыслимой древности, когда титулованных особ было в мире, как нерезаных собак. Однако сговорились они сегодня, что ли, старые песни вспоминать?
Забудьте о битвах и распрях,– журчал спокойно, задумчиво так, голос ведьмы, —
снимите одежды траур.Мой герцог, все в мире бренно, и в первую очередь мы.Спешите любить, мой герцог, ведь время не бесконечно.И мы блуждаем по краю всепоглощающей тьмы.Воистину странный нынче вечер. Песни одна другой осмысленнее, смысл под смыслом, под смыслом, под смыслом, многослойно, туманно, осколками стекла в ватной мягкости образов впиваются в разум воспоминания. Лето.
И осени уже не будет...
А ясным весенним утром вы снова уйдете, мой герцог.Уйдете и не вернетесь. Вернетесь, но не ко мне.Простите за дерзость, герцог, но я от чистого сердцаЖелаю вам счастья в жизни и смерти в этой войне.Ветка вздрогнула и воззрилась на Ирму не то с удивлением, не то возмущенно. Похоже, последний куплет должен был прозвучать как-то иначе.
– За что вдруг? – с легкой насмешкой поинтересовался Артур.
– Кто-то должен пожелать смерти и тебе, Миротворец. Монах, – она усмехнулась, – еще и священник. Я попросила бы тебя обвенчать нас с Варгом.
– А я бы отказался.
– Правда? – Она подалась вперед, заглядывая Артуру в лицо. – Не верю, прости. Ты слишком легко отдаешь меня, рыцарь. Или боишься? Невеста княжича – не мажья любовница, за такую и наказать могут.
Артур поднялся с кресла. Забрал у Ирмы гитару, не глядя передал подоспевшему Галешу, протянул ведьме руку:
– Пойдем.
Она не спорила. И ни о чем не спрашивала. Варг еще соображал, как ему следует поступить, а Артур уже увел Ирму из гостиной.
Альберт тут же пересел к Ветке. Она положила голову ему на плечо, подобрала ноги. Свернулась, как кошка. Разве что не замурлыкала.