Врангель
Шрифт:
Все присутствующие знают, что между ними существуют разногласия…
— Здравствуй, Александр Павлович, — раздался несколько хрипловатый голос Врангеля, — что же, ты теперь меня и узнавать не хочешь?.. На днях захожу в Мэзонетт позавтракать, вижу, что ты сидишь с кем-то за столиком, а ты на меня даже и внимания не обратил…
Кутепов улыбнулся и что-то ответил… Лед был сломан…»
Показательно, что в последние недели жизни Врангель внес в текст своих «Записок» довольно лестный отзыв: «Генерал Кутепов был начальник большой воинской доблести…»
Бывший офицер белой армии К. Зайцев дал генералам
«Кутепов и Врангель! В некоторых отношениях генерал Врангель, конечно, затмевал скромного и деловитого Кутепова. У ген. Врангеля был подлинный талант властвования. От него исходила некая поистине магическая сила, воздействие которой испытал всякий, кто хоть раз находился в его присутствии. Декоративно великолепный, он естественно повелевал, и окружающие его также естественно ему подчинялись. Власть его над массами была чудодейственной.
Кутепов не обладал подобными данными прирожденного правителя. Но поставим вопрос иначе. Кто мог, перебирая в своей памяти десятки и сотни знакомых ему имен из состава армии, остановить свой выбор на любом из них и, призвав в свой кабинет капитана или полковника, имярек, из их числа, сказать ему: „Полковник или капитан такой-то, у меня есть к вам дело; это очень ответственное поручение, и есть много оснований предполагать, что вы не вернетесь, если обстоятельства обернутся для вас неблагоприятно, — согласны ли вы взяться за него?“ Кто мог задать такой вопрос сотням доблестных офицеров и быть уверенным, что не будет отказа и что поручение будет свято выполнено и окажется в руках человека беспредельно преданного и абсолютно верного? — Я полагаю, что другого такого человека нет в нашем зарубежье и не было его даже тогда, когда был в живых ген. Врангель».
Думается, однако, что офицеры и Врангелю не отказали бы в просьбе принять на себя поручение, связанное со смертельным риском. Но барон, в отличие от Кутепова, считал, что выполнение такого рода миссий в России в настоящее время бессмысленно. Если он и пытался создать какую-то агентурную сеть в СССР, то только с целью получения разведданных, чтобы понять, что именно там происходит. Однако нет достоверных данных, подтверждающих, что такая сеть была Врангелем действительно создана. Главное же — Петр Николаевич, имея некоторый политический опыт, прекрасно понимал, что на процессы, происходившие в Советском Союзе, эмиграция воздействовать не в состоянии. Печальный опыт «Треста» его убежденность только укрепил.
Врангель особое значение придавал укреплению веры в Белое движение. Получив в конце января 1928 года письмо от председателя Союза дроздовцев генерала Ползикова с просьбой прислать «бодрящее слово» для помещения в памятную однодневную газету, выпускаемую в связи с предстоящим празднованием десятилетия дроздовских частей, 10 февраля Петр Николаевич откликнулся ярким патетическим приветствием:
«Белая борьба
Белая борьба — это честное возмущение русского человека против наглого насилия над всем для него святым — Верой, Родиной, вековыми устоями государства, семьи.
Белая борьба — это доказательство, что для сотен тысяч русских людей честь дороже жизни, смерть лучше рабства.
Белая борьба — это обретение цели жизни для тех, кто, потеряв Родину, семью, достояние, не утерял веры в Россию.
Белая борьба — это восприятие десятков тысяч юношей, сынов будущей России, в сознании долга перед Родиной.
Белая борьба — это спасение Европы от красного ига, искупление предательства Брест-Литовска.
Не вычеркнуть из русской истории темных страниц настоящей смуты. Не вычеркнуть и светлых белой борьбы.
Генерал Врангель».
Поскольку иностранные и эмигрантские издательства одно за другим отказывались печатать мемуары Врангеля, он передал их главе 2-го отдела РОВСа генерал-майору А. А. фон Лампе для публикации в летописи «Белое дело». В феврале 1928 года барон вызвал его из Берлина в Брюссель, чтобы совместно с ним окончательно отредактировать свои воспоминания. По совету фон Лампе Петр Николаевич назвал их «Записками». Врангель вычеркнул из текста все критические характеристики Николая II и наиболее резкие высказывания в адрес Деникина. Врангель считал, что высказывания такого рода могут только разобщить эмиграцию, а он старался делать всё для ее объединения.
Тем не менее последний приказ по РОВСу от 7 апреля 1928 года, который барон диктовал, уже будучи смертельно больным, был, по существу, продолжением его давней полемики с Деникиным. Он интересен не только содержанием, но и формой, будучи написан не от первого, а от третьего лица:
«В печати в последнее время появилась переписка между Красным Офицером и генералом Деникиным [49] и ряд статей, вызванных этой перепиской.
Бтвнокомандующий относится самым несочувственным образом к опубликованию этой переписки.
49
Переписка между А. И. Деникиным и его корреспондентом, обозначенным псевдонимом «Красный Офицер», публиковалась в парижской газете «Возрождение». Прежде, во время Гражданской войны, Антон Иванович попавших в плен «красных офицеров» обычно приказывал расстреливать, а перебежавших к белым нередко отдавал под суд. Теперь же он готов был оправдывать службу «военспецов» в Красной армии патриотическим мотивами.
Прекрасно понимая, что значительная часть офицеров, находящихся в Советской России, не имела возможности, по тем или иным причинам, принять участие в „белой борьбе“, Главнокомандующий не считает возможным бросить им за это упрек и отдает должное их страданиям под игом большевистской власти. Но вместе с тем Генерал Врангель находит, что сношения с представителями Армии, верно служащей власти, поработившей нашу Родину и удушающей Русский Народ, недопустимо и напоминает „братание“ на фронте, которое наблюдалось в ужасные дни 1917 года.
Опубликование упомянутой переписки вредно еще и потому, что в конечном результате она может посеять в умах сомнение в значении и смысле „белой борьбы“.
Главнокомандующий считает, что „белая борьба“ — это единственная светлая страница на мрачном фоне Российской смуты, страница, которой участники „белой борьбы“ по праву могут гордиться и признания морального значения коей обязаны требовать от всех.
Значение „белой борьбы“, сохранившей честь Национальной России, никогда не умрет.