Врангель
Шрифт:
Доколе эта борьба не закончена, вокруг Армии должны, казалось бы, объединиться все — от республиканца до монархиста.
Армия ставит своей задачей свержение большевизма для обеспечения народу свободного волеизъявления по вопросу о будущей форме государственного устройства России. Впредь, до выражения народом своей воли, Русская Армия будет вести борьбу не за монархию, не за республику, а за Отечество».
Армия представлялась Врангелю средоточием всего лучшего, что еще осталось в России. Она должна была быть носительницей определенных идеологических ценностей, но оставаться вне политической борьбы. 10 октября 1923 года, выступая с речью на собрании представителей русских
«Русская Армия — это не только последняя горсть защитников родины, это не корниловцы и марковцы, не гвардейцы — последний батальон Императорской Гвардии, это не донские, кубанские, терские казаки; Русская Армия — это всё русское воинство, оставшееся верным русскому знамени. Русская Армия — это всё, что не Совдепия, это Россия…
И пока не умерла Армия — Россия жива…
Начатая десять лет назад борьба за родину не кончена, и вставшая по призыву Царя Русская Армия, ныне в изгнании, в черном труде, как некогда на поле брани, отстаивает честь России.
Пока не кончена эта борьба, пока нет Верховной Русской Власти, только смерть может освободить русского воина от выполнения долга.
Этот долг для меня, стоящего во главе остатков Русской Армии, — собрать и сохранить русское воинство за рубежом России.
Так, окруженный врагами, отбивая знамя, призывает к себе остатки родного полка командир знаменного взвода.
И не себе я ищу подчинения. Собрав последние остатки Русской Императорской Армии, я буду ждать приказа Того, Кто остался для нас Верховным Главнокомандующим.
Он волен будет поставить во главе вас того, кто наиболее достоин.
Ставя долгом своим собрать и сохранить Русскую Армию на чужой земле, я не могу допустить участия ее в политической борьбе. Воин не может быть членом политической партии, хотя бы исповедующей те же верования, что и он. И офицер старой Императорской Армии не мог состоять членом монархической партии, так же как не мог быть членом любой другой…
Значит ли это, что каждый из вас не может иметь своих политических убеждений, не может интересоваться политической жизнью своей страны? Конечно, нет.
Мы, старые офицеры, мы, служившие при русском Императоре в дни славы и мощи России, мы, пережившие ее позор и унижение, мы не можем не быть монархистами. И воспитывая будущее поколение русских воинов, тех, кто вновь будет ковать мощь и славу нашей родины, мы можем лишь радоваться, что они мыслят так же, как и мы.
Но мы не можем допустить, чтобы, прикрываясь словами „Вера“, „Царь“, „Отечество“, офицеров вовлекали в политическую борьбу…
Три года тому назад, когда остатки Русской Армии ушли в изгнание, те, кому Россия обязана своим позором, спешили довершить каиново дело. Гонимая всем миром, обескровленная и нищая, Русская Армия мешала им, и Милюков кричал, что надо уничтожить „реакционную силу“, „спасти Россию от реставрации“ и „армию от Врангеля“… Теперь кричат о „спасении армии от Врангеля“ из другого лагеря…
Кричат, укрываясь за дорогие русскому офицеру слова.
Напрасно. Врагам я не боюсь смотреть в лицо и с пути долга не сойду. Этим путем, верю, пойдете и вы».
Врангель твердо проводил в жизнь принцип невмешательства Русской армии в политическую жизнь тех государств, где она находилась. Когда в 1923 году в Болгарии было свергнуто левое правительство Александра Стамболийского, враждебно относившееся к врангелевцам, Гучков написал барону: «Сообщите мне, участвовали ли Ваши контингента в какой бы то ни было мере в болгарских событиях?» Главнокомандующий категорически опроверг сообщения английских газет о причастности воинских формирований белых к свержению
Восьмого ноября 1922 года Врангель назначил помощником главнокомандующего Русской армией, то есть своим заместителем, Александра Павловича Кутепова. Ему были поручены непосредственные контакты во Франции с великим князем Николаем Николаевичем. Постепенно Кутепов всё больше подпадал под влияние окружения великого князя и отдалялся от Врангеля.
Летом 1923 года Петр Николаевич понес тяжелую утрату: в городе Сремские Карловцы в возрасте 76 лет скончался его отец Николай Егорович Врангель.
Осенью 1923 года Врангель решил передать всю политическую и разведывательно-информационную работу в ведение великого князя Николая Николаевича, оставив себе лишь заботы о повседневном существовании солдат и офицеров. В распоряжение старейшего члена императорского дома были направлены генералы А. П. Кутепов и Н. А. Монкевиц для руководства «секретной работой в России». Однако они не смогли распознать крупномасштабную чекистскую провокацию — созданную людьми Дзержинского Монархическую организацию Центральной России, или «Трест». Монкевиц же, будто бы покончивший с собой в 1926 году, подозревался в том, что был завербован ОГПУ и тайно вывезен из Франции в СССР.
К осени 1924 года остатки Русской армии были расформированы и разоружены. Она перестала быть боевой единицей. Началось рассеяние всех военнослужащих Русской армии по разным странам и континентам. Стремясь сохранить кадры армии в условиях эмиграции, Врангель 1 сентября 1924 года издал приказ о создании Русского общевоинского союза (РОВС) первоначально в составе четырех отделов: 1-й отдел — Франция и Бельгия; 2-й — Германия, Австрия, Венгрия, Латвия, Эстония, Литва; 3-й — Болгария и Турция; 4-й — Королевство сербов, хорватов и словенцев, Греция и Румыния. РОВС объединял всех бывших участников белой борьбы. Он сочетал функции профсоюза, оказывающего помощь своим членам (в первую очередь — нетрудоспособным инвалидам, а также обремененным семьям безработным), и военных учреждений, занимающихся переподготовкой военнослужащих запаса. В ноябре 1924 года Врангель признал верховное руководство РОВСа за великим князем Николаем Николаевичем.
Тогда же Врангель говорил бывшему таврическому губернатору генералу M. H. Скалону, что «давно от всякой политической работы отошел, ограничив свою деятельность заботой о своих соратниках». Он крайне скептически относился к организации «Трест», справедливо подозревая чекистскую провокацию.
В Сремских Карловцах Врангель получал от Чебышева, Шульгина и Климовича подробную информацию о «Тресте» и его программе. В одном из писем он отмечал: «Обращение ко мне Федорова и Волкова (псевдонимы Якушева и Потапова, руководителей „Треста“. — Б. С.) и само содержание их писем усиливает бывшие у меня ранее подозрения. Я не считаю себя вправе не сообщить их Великому князю. Вместе с тем эти подозрения всё же не непреложная уверенность, а потому убедительно прошу тебя, буде Великий князь сочтет необходимым в интересах дела поддержать с ним (Якушевым. — Б. С.)дальнейшие сношения, чтобы это письмо и препровождаемые документы остались бы для всех, кроме тебя и Великого князя, неизвестными». Однако Кутепов и великий князь все больше принимали «Трест» за чистую монету — очень уж им хотелось верить в существование в России мощной монархической организации, ориентирующейся на Николая Николаевича. Здесь психологический расчет чекистов был точен.