Врангель
Шрифт:
Врангель считал, что Россия будет укрепляться земством: «…Из волостных земств надо строить Уездные, а из Уездного земства — Областные Собрания». А когда земства устроются, от них можно будет избрать делегатов в некое общероссийское собрание, которое и определит форму правления в России. Выборами в земства и городские думы можно было очень легко манипулировать, в частности, посредством введения имущественного и образовательного ценза для пассивного избирательного права (права быть избранным), а также введением нормы выдвижения кандидатов от определенного числа граждан. Кроме того, земство и городское самоуправление подчинялись местным начальникам, назначаемым врангелевским правительством.
Нетрудно
«Ввиду необъятности территорий, занимаемых бывшей Россией, — говорил Врангель Г. Н. Раковскому, — ввиду этнографических и бытовых особенностей населения этих территорий я считал нецелесообразной централизацию управления». Но это был не более чем пропагандистский лозунг, поскольку в условиях военной диктатуры он всё равно никак не мог произвести децентрализацию управления, даже если бы действительно этого хотел.
Как сказано в вышеупомянутом сообщении американскому адмиралу Мак-Колли, в Крыму хотели создать и сохранить «здоровое ядро» государственности, «дабы оно могло служить центром притяжения, вокруг которого бы свободно собирались и развивались все усилия русского народа, направленные к национальному возрождению».
Генерал Б. А. Штейфон, оказавшийся в Крыму в разгар успешного наступления в Северной Таврии, отметил, что меры нового главнокомандующего по наведению порядка начали давать первые плоды: «…генерал Врангель влил много свежего и нового в жизнь войск. Войсковой тыл в Севастополе не носит теперь былого вида тылов Добровольческой армии. В течение трех недель своего пребывания в Севастополе я не видел ни одного пьяного, ни одного безобразия. Жизнь начинается рано, и к полуночи всё затихает…» Крымский государственный контролер Н. В. Савич вспоминал: «В Крыму не было ни погромов, ни грабежей со стороны воинских частей, которые получали регулярно свое довольствие и не были вынуждены прибегать к самоснабжению, что было одной из наиболее вопиющих язв 1919 года. Совершенно невозможно было существование таких начальников, как Шкуро или Покровский, о грабежах коих слагались легенды». Однако к этому стоит добавить, что насилия и реквизиции в Северной Таврии случались достаточно часто.
Врангеля поддерживали редакторы крымской газеты «Великая Россия» Н. Н. Львов, В. М. Левитский и Н. Н. Чебышев. В статье «За что мы боремся», напечатанной 8 мая, Львов утверждал:
«В наших рядах есть люди разных политических воззрений, есть преданные идее монархии, но есть и такие, которые увлечены демократическими течениями. Только злая клевета может бросить нам обвинение в реакционных стремлениях. Нет, это не реставрация. Такое героическое напряжение воли не может быть направлено только для восстановления петербургского бюрократического порядка управления.
Никто не стал бы жертвовать столь многим, что бы только увидать во всем прежнем виде старый режим…
Никто не станет умирать за реставрацию, но точно также никто не станет жертвовать жизнью за торжество эсеровской программы и Учредительного собрания с Черновым во главе.
Дело идет о чем-то гораздо большем. Люди не хотят быть рабами и не хотят видеть свою родину под властью самой позорной тирании, которую только можно себе представить».
В другой статье, «Как мы понимаем революцию», Львов настаивал: «Мы были и остаемся убежденными монархистами, но мы никогда не позволим себе навязывать наших убеждений другим, но равным образом мы всеми силами будем бороться против вырыванья для себя из рук власти разных вольностей и свобод, навязывания нам демократической республики и каких-либо партийных программ. Россия выйдет из борьбы таковой, какой создаст ее воля людей, отдавших себя всецело делу борьбы».
Эти взгляды практически не отличались от взглядов Врангеля. Его монархизм (который, однако, нельзя было провозглашать открыто по тактическим соображениям, прежде всего из-за необходимости сотрудничать с Англией и Францией, а позднее — и с Польшей, и с любыми антибольшевистскими силами в России) разделяли офицеры флота, а также кадровые офицеры царской армии. Монархисты также составляли основную массу тех, кто был произведен в офицеры в годы Первой мировой войны. Республиканцами были большинство офицеров Добровольческого корпуса, за исключением дроздовцев, среди которых преобладали монархисты. Республиканские идеи были популярны также среди казачьих офицеров, считавших, что при таком политическом устройстве легче будет обеспечить автономию казачьих областей. Таким образом, даже среди командного состава Русской армии не было единства по вопросам формы правления в России. Поэтому выдвижение монархических лозунгов могло расколоть армию.
Первого июня Врангель был извещен, что в Севастополе раскрыт «монархический заговор» офицеров флота и произведены аресты. Заговорщики пытались уговорить лейб-казаков из охраны Врангеля арестовать его и Шатилова. Власть планировалось передать великому князю Николаю Николаевичу, а до его приезда в Крым — его пасынку, герцогу Сергею Лейхтенбергскому, состоявшему ординарцем при Слащеве. Контрразведка сочла, что весь заговор был результатом провокации большевистского агента Пинхуса, стремившегося дискредитировать белых в Крыму. Пинхуса расстреляли, а заговорщиков отправили на фронт.
После того как контрразведывательные органы были взяты под контроль генералом Климовичем, по признанию даже чуткого к любому пренебрежению к правам человека В. А. Оболенского, «разбои и насилия контрразведки почти прекратились, а уличенные в злоупотреблениях ее чины наказывались».
Главный удар врангелевских спецслужб был направлен против большевистского подполья. 19 мая начальник Особого отделения Морского управления подал начальству рапорт о разгроме Центрального комитета большевиков в Севастополе. Эта группа держала связь с «зелеными» под командованием капитана П. В. Макарова, бывшего адъютанта Май-Маевского. Всего было задержано 18 человек, в том числе бывший шофер Деникина и шофер Врангеля Колесников. Шестеро из них были казнены, четверо оправданы, трое приговорены к тюремному заключению, пятеро — к каторжным работам. Советским агентом, как выяснилось позднее, был высокопоставленный сотрудник «политической части» штаба Врангеля полковник Симинский.
Аресты прошли в Керчи, Симферополе и других городах. Коммунистическое подполье было подавлено. Возобновить его с помощью агентов, засланных из Советской России, не удалось.
А вот с отрядами «зеленых» вплоть до эвакуации Крыма врангелевские власти справиться не смогли, но большого беспокойства они все-таки не доставляли. Численность «зеленых», среди которых преобладали дезертиры и «уклонисты» от мобилизации, не превышала тысячи человек.
Пятого августа из Советской России в Крым приплыл на катере матрос Мокроусов с двадцатью партизанами, 500 миллионами царских рублей, 200 тысячами турецких лир и пулеметом. Он соединился с отрядом Макарова и атаковал и частично уничтожил Бешуйские угольные копи, а позднее совершил набег на Судак. Врангель считал, что к концу лета у Мокроусова в отряде было около 300 человек.