Врата ада
Шрифт:
— Верни мне моего сына, Маттео. Верни мне его, а если не можешь, найди хотя бы того, кто его убил!
Он еле удержался на ногах. Все закружилось в его голове: слова Джулианы, лицо Пиппо, сцена перестрелки, бесцельные скитания по городу. Он не мог ни ответить ей, ни оставаться еще хоть на минуту здесь, рядом. Он осторожно отвел ее руки. Она покорилась, послушная как ребенок. Тогда он открыл дверь, ни слова не говоря, вышел и бросился вниз по лестнице.
Подходя к своей машине, он все боялся, что упадет. У него подгибались ноги. Он чувствовал, что очень бледен. И еще этот постоянный шум в ушах. И только сев за руль и вцепившись в него, он немного пришел в себя. Тронулся с места и стал колесить
Несколько дней спустя Маттео вошел в кафе на улице Рома и оглядел сидящих за столиками посетителей. Мужчина лет сорока поднял руку, подзывая его. Это был инспектор, который вел дело Пиппо. Накануне Маттео позвонил по номеру, который оставили ему полицейские, и мужчина без особого энтузиазма, но все же предложил встретиться.
Маттео не смог бы узнать его, хотя уже виделся и разговаривал с ним, но это было сразу после смерти Пиппо, а тогда он просто ничего не соображал, и люди, слова, поступки вообще не оставляли следа в его сознании.
Инспектор заказал вторую чашку кофе. Вид у него был угрюмый, и Маттео задумался, то ли он вообще такой, меланхолик, то ли ему просто не слишком приятно встречаться с ним и он стремится поскорее покончить с тяжкой обязанностью: ведь ему предстояло сказать отцу, что никто и никогда не узнает, кто убил его сына.
Маттео спросил спокойно, но решительно, продвигается ли расследование. Инспектор долго смотрел на него, прежде чем ответить. Пытался оценить по выражению его лица, не лучше ли отделаться обычными, лживыми, но успокоительными формулировками, и сказать, например, что дело идет своим чередом, что, конечно, на это потребуется время, но что убийцы в конце концов всегда бывают наказаны, — или же с этим человеком можно говорить откровенно. Он выбрал второй вариант, то ли потому, что действительно ужасно устал и ему было лень врать, то ли потому, что увидел в глазах Маттео решимость, и это ему понравилось.
— Оно не продвинется, синьор Де Ниттис. Такого рода дела никогда не продвигаются.
Маттео промолчал, и инспектор понял, что поступил правильно: этот человек готов выслушать то, что он ему скажет, и для него это лучше, чем то, что обычно говорят в таких случаях.
— Расскажите мне все, — попросил Маттео, — все, что вам известно о деле.
Ему хотелось, чтобы инспектор понял, что он настроен решительно, сознает, как все это опасно, и предупреждать его об этом не надо, он ничего не боится. Инспектор охотно выполнил его просьбу, лишь вздохнул украдкой, сочувствуя отцу, который, углубляясь в подробности расследования, пытается отвлечься от потери, которую не восполнить ничем.
За контроль над городом ведут кровавую борьбу два семейных клана. Люди с улицы Форчелла и клан Секондильяно. Те, что в клане Секондильяно, помоложе, порасторопнее и уже практически наложили руку на традиционные оплоты каморры. В течение последних недель, предшествовавших смерти Пиппо, разборкам и убийствам несть числа. Вероятнее всего, по мнению инспектора — но это его личное мнение, не больше, — ту перестрелку затеял кто-то из клана Форчелла. Тем более что в тот же день в Секондильяно люди с улицы Форчелла совершили налет на бар и убили двух человек. В общем, все это очень похоже на попытку взять реванш. Ну и самое главное: через несколько дней после перестрелки около порта было обнаружено тело мужчины с размозженной головой — ему выстрелили в рот — и пулей в плече. Мужчина принадлежал к клану Секондильяно. По мнению инспектора, в переулке делла Паче метили именно в него. Но ранили только в плечо, и он сумел скрыться. Этот район он знал плохо, очень скоро его нашли и добили. Разумеется, это всего лишь одна из версий, свидетелей нет, и точно восстановить события невозможно, но инспектор почти не сомневается, что все обстояло именно так.
— Кто стрелял, я хочу знать имя, — сказал Маттео.
Маттео весь дрожал от возбуждения. Все время, пока инспектор излагал ему свою версию, он от нетерпения притоптывал ногой.
Инспектор не ответил. Он медленно поднял глаза на собеседника и спросил:
— Зачем вам оно, синьор Де Ниттис?
Маттео на секунду заколебался. В свою очередь он взвесил, что можно сказать этому человеку и о чем лучше умолчать. Способен ли тот его понять? Ему показалось, что да, и тогда он ответил со сверкающими от бешенства глазами:
— Я хочу найти человека, который это сделал. И наказать его.
— Вы в этом уверены? — спросил инспектор.
И Маттео понял, что правильно сделал, ответив откровенно. Полицейский принял его слова как должное, вероятно, с самого начала почувствовал его настрой, и в каком-то смысле такой разговор был ему по душе. Уж куда лучше, чем рыдающий отец, который только и делает, что стонет, цепляясь за его пиджак. А сейчас, по крайней мере, они говорили как мужчина с мужчиной.
— Ведь мне придется арестовать вас, — заговорил тот с явной симпатией в голосе, — и вы кончите жизнь в тюрьме, среди тех, кто разрушил вашу жизнь. Вы стоите большего, синьор Де Ниттис.
— Меня попросила об этом жена, — отрезал Маттео.
Инспектор замер. Этот ответ, по всей видимости, ошеломил его. Он опустил глаза, чтобы не выдать своего смятения. Потом встал, на лице его промелькнула улыбка, и он пошел к выходу, не сказав больше ни слова.
— Что с тобой?
Маттео только что вернулся. Он застал Джулиану на кухне всю в слезах. Он понимал, что вопрос его лишен всякого смысла. Он и так хорошо знал, что с ней и почему она плачет. Всего несколько минут назад она спокойно готовила ужин. Стол был накрыт. Вода для пасты закипала. И вдруг на нее что-то накатило. Вокруг все померкло, осталось одно горе. Так это и происходило. После смерти Пиппо они то и дело впадали в отчаяние, оно настигало их неожиданно, когда они меньше всего этого ожидали. Он хорошо знал, почему у его жены появились морщинки вокруг глаз.
— Что с тобой?
Он все же повторил свой вопрос, чтобы вывести ее из оцепенения. Она взглянула на него и печально улыбнулась. В это мгновение она видела своего прежнего мужа. Он так ласково заговорил с ней, и во взгляде, обращенном к ней, читалось такое беспокойство, она давно отвыкла от всего этого. С некоторых пор они стали друг для друга, как безликие тени, и уже то, что он просто проявил к ней внимание, задавая и повторяя свой вопрос, — встревожился, посочувствовал — потрясло ее. Она улыбнулась сквозь слезы.
— Я больше не могу, — просто сказала она.
Маттео сел и взял ее за руку. Он ничего не сказал, и она была признательна ему за это. Он все равно не смог бы ее утешить, и такая попытка только усугубила бы ее страдания. Хорошо, что он промолчал. И она постепенно успокоилась. Тихонько приникла к его груди.
— Верни мне сына, Маттео — сказала она странным голосом, слабым, но твердым. — Почему ты не идешь за ним?
И опять всхлипнула. И опять он ничего не сказал, и она мысленно поблагодарила его, что он не смеется над ней, не говорит, что это невозможно, — а просто чуть сильнее привлекает к себе. Она открыла мужу самую сокровенную свою мечту, безумное желание вернуть сына назад, чтобы хоть еще один раз снова прижать его к себе, надышаться его запахом.