Врата Ада
Шрифт:
«Ладно, скажу, что он сам таким пришел», – с бесшабашной, но не очень радостной веселостью и удовлетворением подумал я.
«Если спросят», – ожгла беспокойством мысль.
«Завтра будет завтра», – попытался успокоить я сам себя, провиснув на цепях и полуприкрыв глаза.
Когда становилось совсем плохо, посматривал на поверженного Таскера.
А круто я исполнил, красавчик! Нормальный мне персонаж достался, вполне, вполне себе… Вот только имя: Велунд… Интересно, это со смыслом или просто от балды?
В очередной раз глянув на тело Таскера, я подобрался. Догадка появилась неожиданно, но принесла
Вот мне весело-то станет, а… виртуальность виртуальностью, а телесные пытки здесь вполне себе реальные…
Поздравляем! Вы уже более четырех часов подвергаетесь телесным и моральным пыткам, ни разу не закричав!
Дух: + 1!
Поздравляем! Подвергаясь телесным и моральным пыткам, укрепляя свой дух, вы получили достижение «Стойкость духа»!
Изучена новая способность: «Медитация»!
В ходе тренировки духа и тела вы приобрели возможность отрешиться от всего земного, перестав обращать внимание на телесные муки!
Прекрасно, дайте две! Вот только как эту медитацию включить?
Разбирался недолго. Даже показалось, что появилось интуитивное знание, как включать эту медитацию. Всего-то надо было два раза глубоко вздохнуть, а на третий вздох способность активировалась, отстраняя сознание от тела. Отстраняя, но от тела не отпуская, впрочем, – просто уходила боль, жажда и голод, оставляя меня наедине с собой и своими мыслями. Но от душевных мук медитация не избавляла, поэтому я выдержал недолго, снова вернулся к обычному состоянию.
Теперь висеть было не так комфортно – мысли о том, что Таскера могут воскресить, тревожили. Если этот урод с ходу меня так невзлюбил, как же он на меня после воскрешения будет реагировать?
Стремно, блин. Одна надежда теперь на новоприобретенную способность.
Пока висел на цепях, добавилась еще одна единица к духу. Через пять часов.
Утром, несмотря на мое откровенное желание рассказать о том, что Таскер сам таким пришел, никто спрашивать и не собирался. Решение было вынесено даже без доследственной проверки – появившиеся с рассветом во дворе стражники удивленно посмотрели на безжизненное тело наставника гладиаторов, после чего скрылись там, откуда пришли. Минуты две царила тишина, а после гладиаторский двор будто ожил – где-то заголосили, послышалась рявкающая череда выкриков, и вокруг сразу все загремело дверями, затопало бегущими подошвами. На плац из решетки главного входа вывалилось сразу десятка два стражников, один из которых тащил внушительный крест из двух железных полос.
Цепи кандалов, держащие меня, стравили с предосторожностями – двое стражников цепко держали мои руки, а несколько едва кожу мне на груди остриями копий не протыкали, напряженно всматриваясь, ловя взглядами каждое мое движение. Стоило только разомкнуться наручникам на руках, как стражники меня в позу ласточки поставили, еще и кто-то древком припечатал сверху. Снова защелкнулись кандалы, но в этот раз не только на запястьях – меня прикрепили к принесенной железке в форме ровного креста, к двум из концов которого пристегнули запястья, на одном был специальный обруч для шеи, а к ногам от последнего, ткнувшегося мне в поясницу, просто кольца на цепях провели.
Небольшим утешением служило то, что когда один из воинов подошел к трупу Таскера, поднимаясь, он сделал характерный жест «все», обернувшись к кому-то в стороне. В стороне и наверху. «На террасе, наверное», – подумал я, но удостовериться не смог – голову уже было не повернуть.
Обратно в камеру меня волокли довольно грубо, несколько раз чувствительно приложив об углы коридора. Когда конструкцию со мной забросили обратно в каменный мешок, один из стражников шагнул следом и пристегнул свободную цепь к крюку на стене. Хлопнула массивная дверь, отсекая меня от ровного света магических светильников в коридоре. И снова почти сразу мрак вокруг начал тускнеть, играя серыми тонами. Несколько мгновений, и я опять хорошо различил очертания стен каменного мешка, где очутился.
Попытавшись выпрямиться или присесть, с большим трудом удержался от стона – время-то идет, дух тренируется. Если бы не это, точно бы плевался долго – положение, в котором оказался, было не хуже первого визита сюда, но гораздо неудобнее и унизительнее: железка в форме креста, к которой я был пристегнут, разводила руки в стороны, не давая им сгибаться. Шею также притягивало обручем, а перекладина вдоль позвоночника не давала спине согнуться.
Цепь, которая от поясницы поднималась вверх, к крюку, также была длиннее, чем в первый раз. Я даже лечь мог. На живот, так что лицо елозило бы по каменному полу, устланному обрывками соломы и крысиным дерьмом. А вот для того чтобы перевернуться на спину, длины цепи не хватало.
Кое-как усевшись на корточках, я чуть поерзал и вдруг интуитивно подогнул ноги и уселся в позе лотоса. Как раз еще и спина прямая, руки в стороны, только жесты особые делай, как в йоге принято. Самое то для медитации.
При мысли о том, что можно отключиться сейчас от всего сущего, не чувствовать неудобств и, самое главное, так никуда не девшейся жажды, я зажмурился. Все же плоть слаба – последние сутки для меня были слишком насыщенными событиями, унижениями и мучениями. И даже такая неожиданная победа над Таскером не давала иллюзий по поводу того, что мучения мои вскоре кончатся.
Я сдался.
Несколько раз глубоко выдохнув, прикрыл глаза и отрешился от тела, что подтвердила едва видимая табличка, появившаяся перед глазами. Сразу стало легко и свободно, причем было ощущение, что захоти – и сознанием можно вырваться из тела, отправившись на прогулку.
Я хотел, но чего-то не хватало.
«Может быть, еще пяти единиц духа и очередного достижения?» – появилась в голове догадка. Мысли сейчас текли легко и приятно, и мне даже доставлял наслаждение их ничем не сдерживаемый полет.
Так, до этого у меня была одна единица духа, заработанная предшественником тренировкой. Еще четыре я сегодня за сутки заработал, перед получением достижения и способности к медитации. Еще одну единицу совсем недавно. Значит: шесть плюс семь плюс восемь плюс девять – прикинул я количество часов еще на четыре единицы. Тридцать часов.
«Да ну на фиг!» – мысленно удивился я. Тридцать часов подвергать себя телесным и моральным пыткам. Не, это реальный дзен будет по окончании такого марафона, пусть даже и разделенного на четыре отрезка. И после такого я наверняка смогу летать бесплотным духом по округе.