Врата джихада

Чагай Александр

Здесь, нужно сказать, Ксан дал маху. Вместо того, чтобы подняться и уйти, он решил переломить ситуацию. Уж боль­но велик был соблазн поставить точку в этой нелепой, затя­нувшейся истории, избежав дальнейшей переписки с офи­циальными лицами и неугомонной мамашей, изматывающих встреч и бесед. Оттеснив плечом малохольного мужа, Ксан приобнял Марину, как бы подталкивая на путь истинный.Разъяренный Таусиф не вынес подобного издевательства и сильно пихнул Ксана в грудь. Тот нанес ответный удар, и в ту же секунду в помещение ворвались полицейские. Не слу­шая объяснений регионального представителя, его скрути­ли, вытащили наружу и бросили в джип, покативший в го­родскую тюрьму.

Дно было неровным, Ксан наступал

на какие-то склиз­кие камни, с трудом сохраняя равновесие, чтобы не оступить­ся и не погрузиться с головой в омерзительную жижу. Один или два раза он вскрикнул от боли, напоровшись на что-что-то остроеНельзя было сказать, насколько глубок порез. В го­лове мелькнула мысль: вдруг он истечет кровью здесь же, в яме, заполненной грязной водой и дерьмом? Такой же страх не раз посещал Ксана в детстве, когда ему приходилось про­бираться по илистому дну речки или пруда, чтобы освобо­дить крючок или столкнуть лодку с мели. Он старался сту­пать как можно осторожнее — вдруг под густым илом прита­ился кусок стекла или ржавая железяка? Однажды Ксан от­дыхал с родителями в Прохоровке, барахтался в Днепре на мелководье и чем-то вспорол себе колено. С тех пор отчет­ливо помнил, как ужасно выглядела рваная рана. Ему бин­товали ногу, а потом везли на телеге, запряженной ленивым мерином, в сельскую больницу.

... — Когда же ты умрешь? — равнодушно поинтересовал­ся Раджа. — Все барахтаешься. А это так просто: перестаешь сучить лапками, выдыхаешь воздух. Что скажешь, Гульман?

— Ты знаешь, Раджа, я убиваю быстро. Ты любишь пытки и страдания, я — нет. Убей русского, и шабаш ^[5] .

— Не любишь ты меня, Гульман.

Сказано было равнодушно, но в глазах Раджи застыла не­нависть.

— Ладно. — Он повернулся к Ксану, который чувствовал,что силы его на исходе. — Хотелось, чтобы парень еще не­много пожил, но раз Гульман сказал..

5

Дело сделано.

Исхан что-то промычал в знак согласия, и дакойты обме­нялись гнусными усмешками. Раджа потянулся к Ксану, что­бы схватить его за волосы. Однако тот, не дожидаясь прикос­новения грязной ручищи, отпрянул и ушел с головой под воду.

В тюрьмах, даже в пакистанских, надзиратели и охранни­ки тщательно следят за тем, чтобы в камерах не было колю­щих и режущих предметов. Однако наводнение несло с собой груды мусора и обломков, которые проникали внутрь сквозь решетки помещений, расположенных на нижних этажах. Вот таким образом на дне ямы оказалось отбитое горлышко сте­клянной бутылки, о которое Ксан порезал ногу и сейчас пы­тался найти, лихорадочно шаря вокруг.

Когда он вынырнул, Раджа и Исхан синхронно издали глухой гортанный звук. Исхан размахнулся ногой, желто-коричневая пятка устремилась к виску обреченной жертвы. Однако, нео­жиданно для дакойтов, русский, который к этому времени дол­жен был полностью обессилеть и молить Аллаха о скорой кон­чине, перехватил ногу Исхана и резко рванул ее на себя. В сле­дующее мгновение ударил дакойта в лицо горлышком бутылки.

Раджа, попытавшийся броситься на выручку к прияте­лю, отреагировал с секундным опозданием. Этого оказалось достаточным, чтобы Гульман успел ударить его локтем в жи­вот. Дакойт явно не ожидал нападения с этой стороны. Изу­мленно прохрипел: «Ты что...», после чего сноровисто ткнул Гульмана растопыренными пальцами в глаза. Воспользовав­шись замешательством сокамерника, выхватил из-под рубахи лезвие бритвы. Ошибка Раджи была в том, что он на мгнове­ние упустил из виду Ксана. Тот, опершись руками о край ка­менного пола, выскочил из ямы, стремительным движени­ем обхватил дакойта за шею, рванул вниз, ломая позвонки.

Гульман перевел дыхание: — Ташакор ^[6] . Где научился драть­ся? Бьешь не хуже дакойтов.

— Русский спецназ. — Ксан удостоился уважительного взгляда.

Он перевернул на спину плававшего в воде Исхана.Острый край горлышка застрял в глазной впадине.

В камеру ворвались надзиратель и двое дюжих охранни­ков с бамбуковыми дубинками. Оценив ситуацию, вопроси­тельно уставились на начальника, демонстрируя готовность расправиться с оставшимися в живых заключенными.

6

Спасибо.

Гульман успел заговорить первым:

— Они что-то не поделили, сааб. Подрались и убили друг друга.

Надзиратель нахмурился, явно что-то просчитывая в уме,

затем кивнул Ксану:

—Пойдешь со мной. Ты, — кивок в сторону Гульмана, —уберешь эту падаль. — Имелись в виду трупы дакойтов.

Тюремщики перешагнули порог камеры, но Ксан задер­жался, чтобы спросить Гульмана:

— Почему ты помог мне?

Пакистанец пожал плечами; мышцы его лица оставались неподвижными.

— Сааб хорошо держался.

Улыбнувшись, приоткрыл испорченные зубы.

— Сааб — русы,я люблю твою страну. Учился у вас на врача.

Изумленная физиономия Ксана заставила Гульмана по­яснить:

— Был доктором в Балакоте. Давно это было. Прощай. —Ксан с энтузиазмом пожал жесткую, как наждачная бума­га, руку.

— Ну, хватит болтать! — грубо вмешался надзиратель.

Он грубо схватил Ксана за шиворот и вытащил в коридор.

— Воняет от тебя, как из задницы у буйвола...

В конце коридора они свернули налево и вышли в тюрем­ной двор. На противоположной стороне находился офис ад­министрации. За письменным столом, широким как палуба авианосца, восседал начальник тюрьмы. Энергичный, затя­нутый в полковничий мундир, он мог бы выглядеть грозными уверенным в себе, если бы не легкая растерянность во взгля­де. Возможно, она объяснялась присутствием в комнате дру­гого человека: в кресле для посетителей развалился Али Азг-хар Шах. По обыкновению, адвокат был элегантен и наду­шен. Белоснежный шальвар-камыз (традиционный пакистан­ский костюм — просторная рубаха и шаровары) отутюжен и накрахмален, из нагрудного кармашка торчит мобильный те­лефон. Азгхар Шах курил египетскую сигарету и стряхивал пепел на пол. При виде Ксана вскочил, принюхался и скор­чил гримасу. Ткнул сигаретой в сторону начальника тюрьмы:

— Помыть, переодеть, вернуть личные вещи и деньги.

Заметив, что полковник колеблется, добавил:

— Я могу предъявить вам обвинение в незаконном задер­жании, пытках и в действиях, наносящих ущерб отношениям Пакистана с зарубежными государствами. Вами может заин­тересоваться Комиссия по проверке госслужащих.

...Когда они подходили к машине, Азгхар Шах спросил,скорее для проформы: «В Исламабад?». И услышал искрен­не его удививший ответ: «В Музафарагхар!». Ксан едва дер­жался на ногах (он уже тогда заболевал, подцепив в тюрьме какой-то вирус), однако не собирался считать себя побеж­денным. К требованию ехать в Музафарагхар адвокат отнес­ся скептически, однако вынужден был повиноваться: в кон­це концов, его услуги хорошо оплачивались, а клиент всег­да прав. Азгхар Шах позволил себе лишь немного поворчать:«С Джаведами лучше не связываться. В этой стране полно мест, где труп может лежать годами».