Врата в преисподнюю

Бондарь Олег Никитович

Мои друзья тоже чувствовали себя неважно, выглядели подавленными…

Сейчас же, узнав истинное положение вещей, все воспряли духом и оживились. У Федора лицо прям-таки расплылось в злорадной ухмылке. Еще бы, драться ему не привыкать, а аборигены, как и обещала Татьяна, оказались хилыми недоростками.

— Сейчас эти сосунки у нас попляшут…

Голос Федора не обещал ничего хорошего нашим противникам, а его боевой задор передался всем, разве что, кроме Ильи, который, сколько я его помнил, всегда избегал конфликтов и уж, тем более, потасовок. И, все

же, его робкая покорность вряд ли могла стать обузой. Силы казались слишком неравными, чтобы всерьез опасаться из-за малодушия одного человека.

Как на боксерском ринге, ударил гонг, точнее, кто-то, невидимый нам, смачно шмякнул в бубон, и состязание началось. Правда, поняли мы это лишь, когда щупленькие соперники, словно неразумные цыплята, толпой набросились на нас, вероятно, посчитав, что, коль поступаются силой, возьмут натиском.

Расчет их оказался тщетным. Даже драки, как таковой, не получилось, сплошная пародия и издевательство.

Местных недоростков не нужно было бить в полную силу, они и так едва на ногах держались. Не знаю, что тому было причиной: истощение от голода (тонкая, казалось, прозрачная кожа едва покрывала их угловатые скелеты) или, может, нам довелось стать свидетелями завершающего периода вырождения нации?..

Тогда мне, конечно, было не до размышлений, хотя и делать особенно было нечего. Я даже не припомню, успел ли кого-нибудь ударить, ибо, мгновение спустя, все наши соперники, поверженные и жалкие, валялись в разных концах арены, а фермер и его дружки чуть ли не стонали от досады, что все так быстро закончилось.

Разочарование преобладало и в зрительном зале, ибо, прежде, чем раздались овации в нашу честь, по рядам пронесся глубокий вздох огорчения. Такой же, как и в боксерском зале, когда поединок, за право присутствовать на котором уплачены большие деньги, не оправдывает ожиданий и заканчивается слишком быстро.

Да и, кто победил?..

Присутствующим мы были глубоко параллельны. Они должны были ставить на своих соплеменников и, естественно, болеть за них.

После секундного разочарования, амфитеатр, все-таки взорвался рукоплесканиями и ликующими возгласами.

Мне даже стало жаль поверженных противников. Их ожидала незавидная участь.

Они проиграли, оказались слабее, и им теперь нет места среди равных. Жестокие варварские обычаи требуют избавляться от таких.

Те же обычаи, впрочем, не признавали и сильнейших: они опасны для общества. От них тоже нужно избавляться.

Хоть и со всеми надлежащими почестями, но суть от этого не меняется.

Интересно, каким образом, при таком раскладе народу, вообще, удалось выжить? Ведь и те неугодны, и другие тоже…

Загадочка еще та…

Только разгадывать ее у меня не было ни сил, ни желания…

А вообще, во всем происшедшем ощущалась столь явная фальшь, что я почти не сомневался: нам специально подсунули самых слабых и немощных, дабы исход поединка был очевиден и исключал любые случайности. Ради этого, наверное, были и смягчены условия состязания.

Спектакль, скорей всего,

разыгрывался с единственной целью — убедить местное население, что боги действительно получат лучшее, и что у них не будет повода гневаться на подопечных.

Как бы там ни было, триумф нам устроили по полной программе.

Не успели стражники убрать поверженных противников, на арену спустились уже знакомые нам старейшины. Они нацепили нам на головы венки, искусно сплетенные из ароматных трав, и с почестями, если таковыми можно назвать почетный караул из пары десятков вооруженных воинов, препроводили в громадный банкетный зал с длинным столом, заставленным всевозможными вкусностями и напитками.

В банкете принимала участие только знать. Все речи, хоть мы ничего и не понимали, провозглашались в нашу честь и, до этого слегка просвещенный Татьяной, я понял, что зачисление в соплеменники произошло автоматически, едва мы стали победителями в поединке.

Теперь мы должны были обладать теми же правами, что и остальные обитатели этого мира, только на самом деле происходило обратное.

Нам суждено было стойко переносить бремя славы. В глазах собравшегося скопища мы считались героями, но вооруженные лучники, которым в общем веселье принимать участие не полагалось, по-прежнему, внимательно следили за каждым нашим шагом и движением…

Глава седьмая

Дома меня ожидал сюрприз.

Из щели почтового ящика (сто лет в него не заглядывал, все равно писать некому) выглядывал светлый уголок конверта.

Письмо, судя по обратному адресу, было от Ильи. На красивой открытке с цветами каллиграфическим почерком (никогда бы не подумал, что Рыжая умеет так писать) было стандартное приглашение на свадьбу.

Оставалось только порадоваться за друга и его суженную, но, вопреки здравому смыслу, непонятная и ничем не объяснимая тоска сдавила сердце.

Даже не ревность.

Ревновать Рыжую было глупо и нелогично.

Несмотря на наши прошлые отношения, меня с ней совершенно ничего не связывало. Я с ней встречался ради приятного времяпровождения и только. Ни о чем более серьезном не могло быть и речи.

И, тем не менее, я чувствовал нечто вроде обиды.

Я вновь, в который уже раз, ощутил себя покинутым и никому не нужным.

Если даже Рыжая отдала предпочтение Илье, которого я сам никогда всерьез не воспринимал и потешался над ним по любому поводу и без, то чего же я стою в этой жизни?..

Скорей всего, это была обыкновенная зависть. Та самая, которую в народе именуют "жабой" — большой, зеленой, в пупырышках, гадкой и отвратительной. И она давила меня, не жалея сил.

Я осознавал всю мерзость обуявшего постыдного чувства и ничего не мог с собой поделать. Мне казалось ужасно несправедливым, что, вот, у Ильи все так хорошо обустроилось. Он обзаводится семьей, скоро остепенится, станет солидным человеком. А у меня, по-прежнему, ни кола, ни двора…

И, что самое обидное, никакого просвета, никакой надежды на скорое изменение к лучшему.