Врата в преисподнюю
Шрифт:
Разве можно винить Татьяну?
Она такая же игрушка в чужих руках, как и я. Она всю жизнь работала на некую, непонятную для меня, перспективу, и, с чего ради, вдруг должна от нее отказываться?
Только потому, что я оказался полным идиотом?..
Жестом я приказал бармену принести еще коньяк.
Татьяна сидела напротив и, молча, смотрела мне в лицо. Теперь она была совершенно спокойная, и невозможно было угадать, о чем она думает?
— Эх, Танюша, Танюша… — произнес я, сам не знаю почему. Но уж точно
Она все так же, молча, изучала меня.
— А как все хорошо начиналось. Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? Ты ведь тогда уже прекрасно знала, что собой представляет Монастырище, и как умело притворялась удивленной и ничего не ведающей…
— Андрюша, я не притворялась. Ты действительно преподнес мне сюрприз. Я заинтересовалась урочищем, как научный сотрудник. Я ведь историк по призванию. В то время я не могла и предположить, что отыщу путь в иной мир. Ведь, до тех пор он мне не был известен. Я не имела права знать, где находятся такие пути. Я была простым передаточным звеном…
Она говорила тихо, спокойно, и я ей поверил.
— Ты хочешь сказать, что совсем ничего не знала?
— Да. Я, как и вы, попала в иной мир совершенно случайно. И, наверное, волей судьбы, мы оказались именно в том мире, с которым я давно связана прочными нитями…
— Что, наверное, помогло тебе в продвижении по службе?
— Нет. Даже — наоборот. Я узнала то, чего не должна была знать. А нарушения иерархии не поощряются нигде.
— И, все же, ты, по-прежнему, в фаворе?
— Может быть…
— Танюша, а давай забудем обо всем, словно бы, ничего и не было. Черт с ним, что произойдет завтра. Сегодня ведь мы можем оставаться друзьями, как прежде?..
На мгновение показалось, что она мне откажет.
Но, нет…
Тень замешательства скользнула по ее лицу и исчезла. Черты разгладились, девушка даже попробовала улыбнуться.
— А у нас получится?
— Не знаю. Но что нам мешает, хотя бы, попытаться?
И мы попытались.
Еще посидели в кафе, затем долго бродили уютными столичными парками, болтая ни о чем, тщательно избегая запретной темы. А вечером, когда день погас, и улицы озарились светом фонарей и рекламных щитов, она, все же, пригласила меня к себе.
Ночь получилась долгой и какой-то скомканной.
Мы оба чувствовали, что это наша последняя ночь, а потому, даже невзирая на количество выпитого, не могли полностью расслабиться. И то, о чем не говорили вслух, все же стояло мертвой стеной между нами. Словно материализовалось, не позволяя нам в полной мере насладиться теми крупицами счастья, которые мы решили подарить себе напоследок.
Утром, когда мне нужно было уходить, нас больше ничего не связывало. Точки над "і" были расставлены, а купленная ночь искупления миновала без следа.
Уже можно было говорить обо всем, и это, ровным счетом, ничего
Татьяна плакала, склонившись над чашечкой кофе. Я с унылым видом размышлял о той горькой несправедливости, которая должна была вскоре свершиться, и проклинал себя последними словами из-за того, что так глупо отказался от девушки, да и, вообще, от всего…
— Самое страшное, что я совсем ничего не могу сделать… — говорила Татьяна. — Стоит мне с ними встретиться, и они сами обо всем узнают. Им подвластен дар, который нами давно утрачен. Они умеют читать мысли, изведывать тайны из глубины подсознания…
— Пока ты с ними не встретишься, мне ничего не угрожает?
— Да, если я сама не назначу встречу и не доложу…
— Ты это сделаешь?
— Не знаю. Я ведь, действительно люблю тебя. Однако, я даже не представляю, что будет со мной, когда ты уйдешь…
— Танечка, я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. Я разрешаю тебе рассказать им все…
— Да замолчи, ты! — вышла из себя девушка. — Не рви мне душу! И, ради Бога, не строй из себя благородного ангелочка! Разве ты не понимаешь, что унижаешь меня еще больше? Да и не всегда чрезмерное благородство идет на пользу… Ты сам в этом не раз убеждался…
Возразить было нечего.
Я чувствовал себя оплеванным, и оплеванным по заслугам…
В общем, расставание получилось грустным и тяжелым. Огромный булыжник придавил душу всем своим весом, и не было никакой возможности от него избавиться.
Говорить, казалось, уже было не о чем, и возникшая пауза еще больше усугубляла неловкость…
Татьяна хотела заварить еще кофе, но, высыпав в "турку" полпачки порошка, в сердцах выбросила ее в мойку. Достала из шкафа початую бутылку коньяка и стала наливать себе в чашку с застывшей на дне кофейной гущей.
Обо мне, вроде бы, позабыла.
А потому, когда коньяк начал переливаться через верх, я вырвал из ее рук бутылку и сделал несколько глотков из горлышка. Однако не ощутил ни вкуса, ни крепости.
Татьяна также залпом осушила чашку и снова замерла, подперев голову руками.
— Наверное, я пойду…
Она ничего не ответила, лишь, когда открывал дверь, я услышал ее тихий шепот:
— Прощай…
Выйдя из подъезда, я обернулся и за прозрачной занавеской увидел ее нечеткий силуэт.
Татьяна смотрела на меня…
Домой я добрался затемно.
Еще с лестницы услышал, как разрывается телефон. Уезжая, я забыл включить автоответчик.
— Андрюша, дорогой, как хорошо, что я тебя застала…
Я молчал. Мне нечего было ей сказать.
— Андрюшенька, миленький, я тебя очень люблю…
Голос Татьяны был тихим и грустным. Мне показалось, что она оправдывается передо мной…
Только, к чему запоздалые оправдания и никому больше не нужные слова?
— Андрюшенька, ты слушаешь?