Врата в преисподнюю
Шрифт:
— Ведь никто не видел… — оправдывался я.
— Глупенький… — сменила гнев на милость девушка и нежно погладила меня по голове. — Сторож должен был забрать посылку, и ты рвал ее у него на глазах. Вот тебя и приказали ликвидировать, как очень опасного, представляющего угрозу. Кроме того, что ты многое помнишь, ты еще стал сознательно мешать. Такое не прощается. А в тех кассетах, возможно, было твое помилование. Я, как могла, пыталась убедить, что ты не представляешь вреда. Что же ты наделал, родненький мой… — и она снова заплакала.
Я обнял ее и поцеловал.
Но, внезапно, отпрянул.
— Таня, а почему ты вдруг решила мне помогать? Ты же в их команде…
— А ты не понимаешь, дурачок? Я люблю тебя!
Меня как будто снова по голове треснули. Я даже не знал, радоваться признанию или нет?
В носу защипало, словно от резаного лука, плотный клубок подкатил к горлу.
Моя душа разрывалась на части.
Я ведь тоже безумно любил девушку. Только между нами за последнее время произошло столько всего непонятного, что чувства мои раздваивались. Не находя твердой опоры, они зависли в невесомости, и я просто не знал, как себя вести дальше…
Я не знал, что делать?
Сейчас, когда, наконец-то, появилась определенность, я растерялся. И не потому, что в чем-то сомневался. Мне было неудержимо горько и обидно, что все произошло слишком поздно, когда вернуть уже ничего нельзя…
— И ты все бросила, пожертвовала всем, чтобы меня спасти?
Помимо желания мой голос предательски дрожал.
— Андрюша, я долго думала после нашего с тобой разговора. И пришла к выводу, что можно жить вечно, иметь богатство и карьеру, но при всем этом не быть счастливой…
— Что же нам делать?
Автомобиль председателя бельмом маячил перед глазами, а где-то, пока еще далеко, слышалась приближающаяся трещотка мотоциклетного двигателя.
— Может, у нас получится отыскать маячок и выбросить его? — осенило меня.
— Невозможно, — ответила Татьяна. — Тебя Андрей Павлович чем-нибудь угощал?
— Угощал, — признался я, вспомнив вкус свалившего с ног украинского женьшеня.
— Тогда этот маячок сидит у тебя в крови. Вместе с алкоголем он впитывается в организм…
— Надолго?
— Так же, как и спиртное, на сутки-двое…
Положение складывалось отчаянное, я бы даже сказал — безвыходное.
Мне не хотелось умирать, а сейчас, тем более. Никогда я не дорожил своей жизнью больше, нежели в эти критические минуты.
Мне не хотелось верить в безысходность и предопределенность дальнейшего. Я не хотел ощущать себя загнанным и приговоренным к сковородке кроликом.
— Танечка, ведь они не станут меня ликвидировать при свидетелях?
— Боюсь, что ликвидировать будут уже не только тебя, а и меня тоже. Не позже, как завтра, в Центре узнают о моем предательстве и меня тоже приговорят к смерти. А вообще, — вспомнив о моем вопросе, продолжила Таня, — в идеале все должно выглядеть, как несчастный случай, чтобы никто ни о чем не догадался…
— Значит, находясь среди людей, мы будем в безопасности?
— По идее — да. Но, кто знает. Исполнители часто действуют по собственному усмотрению…
— Терять нам, все равно, нечего. Так что разворачивайся и гони к Илье. Мы будем гулять на свадьбе, и держаться в самой гуще событий. Думаю, пару дней прокантуемся, маячок испарится, а там что-нибудь сообразим…
Необходимость думать уже не только за себя, а взять ответственность за жизнь любимой девушки, пробудила меня к активным действиям.
Я не собирался складывать лапки и сдаваться на милость победителей. Мы еще побрыкаемся, и, кто знает, как оно сложится…
Таня против моего предложения не возражала. Развернула автомобиль и медленно покатила в сторону брусчатки. Белая "Нива" пристроилась сзади и так же, не спеша, катила следом. Вскоре впереди нарисовался Ященко на своем мотоцикле. Он с готовностью посторонился, развернулся и пристроился за машиной председателя.
В деревню мы въезжали в сопровождении почетного эскорта.
Пассивность преследователей можно было объяснить. По-видимому, приказ на уничтожение Татьяны еще не поступил, а я и так находился в поле их зрения. Им оставалось только выжидать удобного случая, чтобы все было тихо и без пыли, как выражался популярный телегерой.
Подъехав к дому Ильи, Таня пристроила "Джип" рядом с моей "Таврией". "Нива" остановилась у развилки, Ященко объехал нас и занял пост на противоположном конце улицы. Похоже, они собирались нас сторожить всю ночь.
Что же, их дело…
Мы выбрались из машины и вошли в калитку. Было уже далеко за полночь, однако, на веранде горел свет.
Открыв дверь, мы увидели картину, достойную душещипательной мелодрамы. Классический любовный треугольник со всеми действующими особями налицо.
Пьяный Илья в свадебном костюме трупом валялся на топчане, рядом с ним в полуобнаженном виде дрыхла Лара, и ее рука даже во сне импульсивно пыталась залезть молодожену в штаны.
Мать Ильи сидела тут же за столом и горько причитала, Рыжая, уже переодетая в домашнее, как могла, старалась ее успокоить.
— Ну напился, с кем не бывает. Думаете, он понимает, что делает? Завтра проснется и ничего не вспомнит…
— У, алкаш! — Марья Григорьевна замахнулась рукой в сторону сына и тут же бессильно ее опустила. — А Андрюша… Тоже — молодец! Кого он к нам в дом привел. Где он откопал эту проститутку? Ну, появись он мне на глаза…
Я появился.
Марья Григорьевна одарила меня испепеляющим взглядом и, ничего не сказав, продолжила плакать дальше, уже молча, без слов.
Судя по всему, семейная жизнь Ильи начиналась весьма и весьма нестандартно.