Врата в Сатурн
Шрифт:
— Ничего себе радиообмен… — буркнул со своего кресла Зурлов. — Восемьдесят минут в одну сторону, много так наговоришь…
— Мы пользовались методом, позаимствованным из одного фантастического рассказа: начав говорить, продолжали передачу всё время, пока не получали ответ. А потом с той стороны делали то же самое. Диалог, конечно, тот ещё, зато обмен информацией на высоте!
— Я слышал, что на Земле, в МИФИ, разрабатывают новый способ дальних коммуникаций, через тахионные зеркала. — снова заговорил Середа. — Если они добьются успеха, то переговоры хоть с Сатурном, хоть с Тау Кита вообще не будут требовать времени на прохождение сигнала!
Зурлов глумливо ухмыльнулся.
— В далёком созвездии Тау Кита
Всё стало для нас непонятно.
Сигнал посылаем: «Вы что это там?»
А нас посылают обратно… — пропел он. — Вот так пошлём однажды что-нибудь вроде: «Привет вам, братья по разуму!». Ну и они в ответ тоже…пошлют!
— Хорош хохмить, а? — недовольно сказал Середа. — Юль, рассказывай, не слушай этого клоуна!
— Барда всяк норовит обидеть. — ответил шутник, но умолк.
— Так я продолжаю? — Юлька обвела вопросительным взглядом присутствующих, дождалась Олиного кивка и заговорила снова.
— Собственно, из-за аномалий со связью меня и вызвали на «Заезду КЭЦ». Понимаете, Гарнье перед самым… хм… инцидентом с «обручем» переслал руководству свой доклад, в котором упоминал о возможном влиянии артефакта на дальнюю связь. Доклад был написан в его обычном стиле — эмоционально, ярко, но несколько… сбивчиво. Вот меня и пригласили, чтобы помочь с ним разобраться. Я всё же довольно долго с ним работала на станции Ловелл и привыкла к его манере излагать свои мысли…
II
— Да вы оптимисты, молодые люди! — начальник станции покачал головой. — Неужели на полном серьёзе рассчитывали учинённое вами троими безобразие?
Леонов, как и полагается, большому начальству, был вальяжен, строг и самую малость ироничен. Мизансцену он выстроил безупречно — сам устроился за большим столом (при строительстве «Лагранжа», как, впрочем, и других станций нового типа, не экономили ни на массе, ни на объёмах), провинившихся же подчинённых выстроил перед собой, не предложив присесть. Он недаром успел поработать на серьёзных руководящих должностях — например, руководителем старой, «добатутного» периода, лунной программы СССР, — и даже назначение на «Лагранж» было больше административным, станция с её немаленьким коллективом требовала совершенно особых управленческих навыков. У Алексея Архиповича они были — что он и демонстрировал сейчас, в своём кабинете, куда были вызваны на ковёр участники недавней эскапады.
Интересно, пришло мне в голову, а почему мне ни чуточки не страшно? Может, потому что я отбоялся своё, когда осознал, как близко была костлявая? Вот тогда, на краю Дыры, сразу после выброса, мне было страшно по-настоящему. Я с трудом посадил «омар», изведя на это три оставшиеся комплекта якорей-гарпунов — и понял, что ни на что другое меня уже не хватит.Страх, обессиливающий, от которого темнеет в глазах, а кожа под сетчатым термобельём покрывается липким ледяным потом — навалился и никак не хотел отпускать, размазывая волю в тонкий блин, превращая мышцы в трясущееся желе… Спасибо Валере — он, верно оценив моё состояние, в одиночку подтянул второй «омар» к поверхности, закрепил его якорями и занялся Димой, и пока я, слегка оклемавшись, не взял делосвои руки, прошло минут пять, не меньше. А ещё через пять минут вышел на связь «Лагранж» и мне окончательно стало не до страхов…
— И в мыслях не было, Алексей Ахипыч! — заговорил Валерка. — Да мы же всё и рассказали, сразу, как только из шлюза выбрались!
— Не умеете врать, Леднёв, так и не беритесь. — посоветовал, слегка поморщившись, Леонов. — думаете я не понимаю, что вы оба уговорили Ветрова на эту авантюру? И инициатива была ваша, не пытайтесь даже отпираться. Так, Монахов?
Он глядел прямо на меня — и в серых с лёгким прищуром глазах пряталась лёгкая смешинка. Точно так же он смотрел с фотокарточки, которую бабуля ещё классе в пятом принесла мне — с собственноручной его подписью. Карточка эта и сейчас у меня дома, да и в «прошлой жизни» она сохранилась при всех переездах. И в тот день, двенадцатого апреля две тысячи двадцать третьего года, когда я, взяв с собой Бритьку, отправился на Воробьёвы горы, она по-прежнему лежала в верхнем ящике стола…
— Так точно, товарищ начальник станции! — подтвердил я. Так всё оно и было. Я выслушал аргументы Леднёва и счёл, что они достаточно серьёзны.
— Счёл он… — фыркнул Леонов. — А кто ты, прости уж, такой, чтобы что-то «считать»? Твоё дело водить «омар» в соответствии с утвержденным планом полёта!
Он покачал головой.
— Впрочем, Монахов, я нисколько не удивлён. Меня предупреждали, что ты тот ещё подарочек — особенно по части проявленной некстати инициативы…
Я хотел спросить, кто именно его предупреждал, но вовремя прикусил язык. Ну, конечно, Евгений наш Петрович, всезнающий и вездесущий И. О. О. — кто ж ещё? Но откуда ему было знать, что я окажусь на «Лагранже? В последний раз, когда мы с ним виделись — тогда он вручал мне официальное предписание прибыть на борт 'Зари», — станция уже больше полугода находилась в системе Сатурна, и связь с ней ограничивалась несколькими кратковременными сеансами. Неужели И. О. О. стал тратить драгоценное эфирное время на разговоры о моей скромной персоне?..
— Пусть ваш Ветров скажет спасибо врачам. — проворчал Леонов. — если бы они не упекли его в медотсек с категорическим запретом волноваться — я бы с него прямо здесь шкуру спустил. И вы, Леднёв, радуйтесь, что сделали такое важное открытие. Я собирался отстранить вас от работы, но Гарнье с ножом к горлу пристал, требуя включить вас в группу по изучению обнаруженного «зеркала». Так что, когда увидите его — не забудьте поблагодарить.
Мне на секунду стало стыдно — а мы-то приписывали французу невесть какие гнусные побуждения! Хотя — кто знает, какими на самом деле мотивами он руководствовался, отмазывая Валерку? Нет, товарищи, тут надо держать ухо в остро…
— Кстати… — Леонов перевёл взгляд на Леднёва. — Как я понимаю, один датчик вы всё же успели установить там, внизу?
Астрофизик с готовностью кивнул.
— Да. Но он, скорее всего, был уничтожен выбросом из «тахионного зеркала».
— Скорее всего? — начальник станции вздёрнул бровь. — То есть у вас есть на этот счёт сомнения?
— Конечно! — Валера, почуявший, что разговор переходит с дисциплинарных обвинений к проблемам его возлюбленной тахионной физики, сразу ожил. — У меня даже есть гипотеза. Если позволите…
Прежде, чем кто-то успел отреагировать, он ухватил из стаканчика карандаш и придвинул к себе лист бумаги.
— Общепринятая теория гласит…
— Стоп-стоп! — Леонов выставил перед собой ладони. — Завтра Гарнье собирает совещание, как раз на тему обнаруженного вами феномена — вот там и выскажитесь. А сейчасизвините, у меня много дел.
Разговор закончен, понял я. И мы, похоже, легко отделались…
Видимо, он угадал мою мысль, потому что строго глянул на меня и добавил в голос металла.