Врата
Шрифт:
В слабом свете границы газона не видно. Карл наверняка преувеличивает.
— По-моему, дело в тех самых хреновинах, что у нее натыканы по всему двору, — заявил садовник. — И в том, что на стенках намалевано.
— На стенках? — На Аниных стенах ничего не намалевано.
— Угу. Глазами не видно, а ты посмотри. — Карл снова сунул Джеку камеру. — Смотри, я посвечу фонариком. Включу на секунду, хорошо гляди.
Джек вгляделся через видоискатель в белую стену, отводя объектив от светившегося окна. В глаза бросилась часть стены, освещенная
И на рисунки на изголовье отцовской кровати.
— Видишь? Видишь?
— Да, вижу. — Что же это значит? Никогда не видел ничего подобного. Он по наитию повернулся на восемьдесят градусов. — Посвети-ка на отцовский дом.
Карл посветил — возникли те же знаки.
Озадаченный Джек опустил камеру.
— Там тоже.
— М-м-м, — промычал садовник. — А у него лужайка сухая. Интересно, для чего рисунки?
— Проведем небольшое исследование, — решил Джек.
С тащившимся следом парнем осмотрел стены трех соседних домов, ничего не увидел.
Вернувшись на изначальный наблюдательный пункт, вернул камеру Карлу. Ощущение слежки усилилось. Джек огляделся, обратив внимание на охапку сухих листьев, разбросанных на остатках отцовского газона. Раньше не замечал. Впрочем, этого следует ожидать. Листья падают с деревьев в жаркую сушь.
Пока Карл приспосабливал к камере детектор движения — правой руки так и не видно, из обшлага торчит только отвертка, — он смотрел на дом Ани.
Придется признаться в полном недоумении. Кругом натыкаешься на странную старую леди: живет рядом с отцом, ходит к нему в больницу, ее дом вместе с папиным расписан какими-то символами... Понятно, не папа нарисовал их на больничной кровати. Тем более в коме. Остается Аня.
Наверно, воспользовалась каким-то прозрачным невидимым лаком. Но что это означает? И чего она этим хотела добиться?
Может быть, надо просто спросить. Тогда придется объяснять, откуда ему это известно.
Джек снова огляделся — на газоне еще больше листьев, куча выросла вдвое-втрое. Откуда они берутся, черт возьми? Маленькие, длиной дюйма в три, блестящие, красновато-коричневые в свете с парковки. Удивительно... сухие листья не блестят.
Он поискал глазами дерево, не находя поблизости ни одного с подобными листьями.
— Готово. — Карл встал, отряхнул пыль с колен. Камера была приклеена пластырем к тонкому стволу молодой пальмы. — Порядок.
— Скажи, пожалуйста, — Джек ткнул пальцем через плечо, — откуда там столько листьев?
Карл, стоя к свету лицом, посмотрел, куда было указано. Любопытство на лице сменилось озадаченностью, а потом потрясением. Джек оглянулся и испытал то же самое.
Травы не было видно. Листья множились, покрывая газон до последнего дюйма.
— Это не листья, — с благоговейным ужасом прошептал Карл. — Пальметты!
— Что еще за пальметты?
— Насекомые! Флоридские тараканы... Только
Живя в Нью-Йорке, Джек повидал на своем веку достаточно тараканов, но не таких размеров. Эти явно росли на стероидах. По коже побежали мурашки. Вообще-то он не из робких, однако когда тысячи огромных тараканов совсем рядом, в нескольких футах... Если преградят дорогу...
— Что они тут делают? — спросил он.
— Ничего. На этой лужайке точно есть нечего. — Карл глянул через плечо. — Знаешь, я, пожалуй, пойду. Оставил машину в укромном местечке с той стороны от дома твоего отца. Обойду спереди и доберусь.
— Может, просто посветить фонарем? Тараканы света не любят. Включишь — разбегутся.
— Только не пальметты. Свет их вообще не пугает. Фактически, они любят свет. — Он повернулся, отступил на шаг. — Завтра вернусь.
Движение словно подало насекомым сигнал. Треща крылышками, они тучей поднялись в воздух.
— Летят? — воскликнул Джек, шарахнувшись назад. — Тараканы не летают!
— Пальметты летают! — Садовник бросился бежать.
Джек почему-то почувствовал прилив страха. Это просто тараканы, живьем его не съедят. Но адреналин кипел и подстегивал сердце. Он ускорил отступление.
В тот же миг шелестевшая масса насекомых слилась воедино, клубящейся тучей ринулась на него. Джек повернулся, кинулся следом за Карлом.
— Догоняют! — крикнул он.
Карл даже не повернул головы, напротив, наклонил ее и набрал скорость.
Никому не удалось бы обогнать насекомых. Пальметты слишком быстро летели, окружили, поглотили Джека, тычась в лицо, в руки, в волосы, жужжа в ушах, царапая веки, щекоча ноздри усиками-антеннами, ползая на губах. Шелест крыльев напоминал аплодисменты миллиона крошечных рук. На всей коже чувствовались легкие уколы. Кусаются? У них есть зубы?
Он смахивал бесчисленных тараканов с лица, они вновь налетали, ослепляя, не позволяя открыть рот, чтоб вдохнуть, грозя забиться в горло. Джек сметал и сметал их со щек, поспешно озираясь. Сейчас абсолютно не хочется наткнуться на стену или на дерево и глупо отключиться.
Оказалось, что он на углу дома. Садовник по-прежнему бежал вперед, бешено работая руками, едва различимый в туче насекомых. Джек прикрыл рот ладонью, быстро вдохнул и крикнул:
— Карл! Забудь о машине! Беги в дом!
Но тот либо не слышал глухого совета, либо проигнорировал. Вынужденный закрыть глаза под натиском пальметты, Джек повернул направо — парадная дверь где-то тут, — надеясь не споткнуться о какой-нибудь стул на веранде.
Наткнулся на стену, услышал, как насекомые стукаются об обшивку. Протянул руку влево, нашарил ручку жалюзи, дернул. Заперта ли передняя дверь? Будем надеяться, нет. В конце концов, квартал охраняется, чего бояться? Впрочем, он живет в Нью-Йорке, а ньюйоркцы никогда...