Вразумитель вождей. Жизнь и подвиги Преподобного Сергия Радонежского
Шрифт:
Поравнявшись с путником, братья поклонились ему.
— И вам здоровым быть, — ответил путник с поклоном. — Далеко ли путь держите?
— На Москву, к митрополиту, — ответил Варфоломей. — Скажи, добрый человек, много ль нам идти ещё?
— Да вон она, Москва-то, — путник повернулся назад и указал посохом, — с дороги не собьётесь, да и мимо митрополичьих хором не пройдёте, они самые высокие, на холме у реки.
Братья посмотрели, куда указывал путник, и увидели едва заметные крыши домов и главы церквей.
— Благодарствуем. Спаси и сохрани тебя Господь, — сказал Стефан.
Братья
— Скоро уж в Москве будем, — бодрым голосом произнёс Стефан.
Варфоломей кивнул в ответ, затем, осмотрев одежду свою и брата, заметил:
— Но мы не можем в таком виде явиться к митрополиту.
Стефан тоже посмотрел на свою одежду:
— Ты же слышал, его дом стоит на берегу реки, там и почистимся.
И братья быстрым шагом пошли в сторону Москвы.
Солнце уже садилось, когда они подошли к палатам митрополита. Все строения были обнесены высоким частоколом, собранным из заострённых брёвен. У ворот их остановил монах.
— Какая нужда привела вас сюда, странники Божии?
— Идём из Радонежа, — ответил Стефан с поклоном. — Есть у нас дело к митрополиту, хотим просить благословения на освящение церкви.
— Проводи их, — обратился монах к проходившему мимо брату.
— Идите за мной, — сказал тот и повёл через двор к лестнице, ведущей в покои митрополита.
Двор был просторный, выложен тёсом. Напротив ворот стояла церковь с высокой колокольней, рядом двухэтажные палаты митрополита, за ними хозяйственные постройки. Строения добротные, сложены из толстых брёвен, крыты лемехом. Во дворе трудились монахи, завершая дневные дела.
Стефан и Варфоломей остановились перед церковью, перекрестившись, низко поклонились.
Следуя за монахом, братья поднялись на второй этаж, прошли по крытой галерее, вошли в небольшую комнату. У окошка, едва пропускавшего тусклый дневной свет, за столом работал старец. Свеча в деревянном подсвечнике освещала его сосредоточенное лицо, скрытое седой бородой. Скудную обстановку в комнате дополняла длинная скамья у стены, над дверью в смежную комнату висела икона Христа.
Старец, не взглянув на вошедших, продолжал работать. Сопровождавший братьев монах что-то тихо сказал ему и вышел из комнаты.
— Ждите, — промолвил старец, не отрываясь от письма.
Братья терпеливо стояли у двери.
Поставив на листе точку, старец пошёл в палату митрополита. Вскоре он вышел и с лёгким поклоном пригласил:
— Митрополит Феогност ждёт вас.
— Благодарствуем, — дружно с поклоном ответили братья.
Перекрестившись перед входом, они вошли в палату и осмотрелись. Увидев иконы Христа и Богородицы, перед которыми теплилась лампада, братья снова перекрестились и низко поклонились.
В углах палаты стояли высокие кованые подсвечники с горевшими на них восковыми свечами. На аналое лежала открытая книга. У стены — длинная скамья с резной спинкой, над ней — три окна с цветными стёклами. Одна стена закрыта полками с книгами в кожаных и деревянных переплётах, здесь же нашли место свитки разных размеров, перевязанные лентами, пожелтевшие от времени и потрёпанные от частого чтения, и совершенно
— Прости нас, отче, за дерзость, — произнёс Стефан, не поднимая головы, — дозволь обратиться с просьбой великой.
— Встаньте, дети мои, — ласково сказал Феогност.
Стефан и Варфоломей поднялись. Перед ними в кресле сидел уставший седой человек с окладистой бородой, длинными, аккуратно причёсанными волосами. Из-под косматых бровей на братьев смотрели внимательные глаза.
— Поведайте мне, кто вы, откуда и какова просьба ваша, — тихим голосом спросил митрополит.
Стефан, имея опыт монастырской жизни, взял на себя инициативу. Взглянув мельком на Варфоломея, он понял, что тот его одобряет. Варфоломей же, будучи весьма образованным в основах Православной веры, но не имея опыта общения с иерархами церкви, робел и потому был за это благодарен брату.
— Я, отче, инок Покровского монастыря, что в Хотькове, а это брат мой меньшой Варфоломей. Прошлой осенью, по велению души, имея желание посвятить свою жизнь служению Богу, мы с братом, по благословению настоятеля нашего монастыря игумена Митрофана, удалились в пустыню в лесах за Радонежем. Там провели мы зиму. За время то своими трудами поставили малую церковь и келью.
Феогност выслушал Стефана внимательно, с интересом и затем сказал:
— Похвально дело сие, совершаемое во славу Господа. Чего же вы теперь хотите?
— Теперь, отче святый, — продолжал Стефан, — просим мы твоего благословения на освящение храма сего, чтоб, живя в пустыне, могли мы молиться во славу Господа Бога нашего.
— И вы желаете вернуться в пустыню и продолжить тяжкий труд отшельников? — спросил Феогност с некоторым любопытством.
— Так, отче, — уверенно ответил Стефан.
Немного помолчав, Феогност по-отцовски спокойно и назидательно произнёс:
— Пустынножительство — дело тяжёлое и опасное. Не каждый может выстоять в поединке с силами зла, неизбежном при высочайшем подвиге отшельничества. Такой уединённый подвиг выдерживают только иноки, предварительно закалённые долгим пребыванием в монастыре, да и то не все. Ты уже в возрасте, имеешь жизненный опыт, облачён в иноческий образ. А что брат твой? Ведь он совсем молод. Давно ль он покинул отчий дом? Хватит ли ему сил и мужества?
— Ему, отче, уж двадцать один год. Всю жизнь свою пребывал он в послушании праведным родителям нашим, кои скончались прошлой осенью. Жизнь Варфоломея в родительском доме мало чем отличалась от монастырской. Молитва и пост, послушание и труд — всё, как в обители.
Феогност внимательно посмотрел на Варфоломея:
— Но для монашеского звания ему не хватает иноческого обета-клятвы отречься от мирских благ и всецело посвятить себя Всевышнему.
— Такую клятву, отче, я давно принёс в сердце своём, — ответил Варфоломей уверенно, глядя митрополиту в глаза, и поклонился.