«Времена были нескучные!..» 1 том
Шрифт:
– Впрочем, мой друг, Вы можете подумать, я не тороплю Вас и не требую ответа сию минуту. Сутки Вам хватит?
– Хватит, – сказал Иван Александрович, благодаря провидение, что Гольдберг сам предложил такой вариант. За сутки можно что-то придумать.
– Ну, вот и отлично. Завтра в это же время жду Вас у себя с положительным ответом. Более Вас не задерживаю.
– Честь имею.
Загряжский стремительно двинулся к выходу. Дверь распахнулась, но только лишь для того, чтобы впустить элегантного мужчину. Энергичным шагом войдя в комнату, он направился к хозяину дома, не замечая стоящего в стороне Загряжского.
– Сергей Иванович, дорогой, приветствую Вас, – громко и уверенно сказал он.
– Как я рад, что Вы не отказали мне и приняли приглашение. Как поживает Ваша прелестная дочь, несравненная Ульрика?
Мужчина шутливо погрозил Гольдбергу пальцем.
– Ах Вы, старый ловелас! Все никак не успокоитесь? Баронесса кланяться велела, она здесь недалеко, прогуливается с дочкой в парке.
– Ох, господин Липхарт, какой Вы опрометчивый человек: такой бриллиант оставили без присмотра. Не боитесь?
– Ну, почему же без присмотра? С ними мадам и лакей. Так что охрана вполне надежная.
Пока мужчины разговаривали, Загряжский неподвижно стоял в нескольких шагах от двери, его присутствие, казалось, никто не замечал. Он принужденно кашлянул.
– Ах, простите господа, я вас не представил. Полковник Иван Александрович Загряжский, мой добрый приятель, расквартирован с полком в здешних краях. Карл Густав фон Липхарт, почетный гражданин города, уважаемый человек, его слово имеет большой вес не только в этих краях.
– Господин Гольдберг, оставьте эти дифирамбы! Очень рад знакомству, господин полковник, – живо сказал Липхарт.– Не тот ли передо мной господин Загряжский, прославившийся храбростью в боях гвардеец, любимец самого Потемкина, о котором ходят легенды в свете?
– Он, он, – посмеиваясь, вставил слово Гольдберг, несмотря на протестующий взмах руки Загряжского, – вот от кого надо охранять жен и дочерей-то.
– Ну, полноте, господин Гольдберг, кто из нас в молодости был без греха? Отвага и беззаветная храбрость на службе императрице и Отечеству – вот, что по-настоящему красит мужчину. А господину Загряжскому этого не занимать, – произнес Липхарт, протягивая Загряжскому руку.
– Знакомство с Вами – большая честь для меня, господин Липхарт. Несмотря на краткое пребывание в Ваших местах, наслышан о Вас и Ваших родственниках и испытываю большое уважение к Вам, – сказал полковник, отвечая на рукопожатие.
– Рад пригласить Вас в свое имение Ратсхоф в субботу на бал-маскарад. Познакомлю Вас со своим семейством. Уверен, они будут рады знакомству с отважным полковником Загряжским. Наверняка уже женщины судачат о прибытии Вас с полком и полны любопытства.
– Мне очень приятно Ваше приглашение, господин Липхарт, искренне благодарен и непременно буду. Сейчас же имею честь откланяться, господа. Извините, очень спешу.
Загряжский вытянулся в струну, щелкнул каблуками и как можно быстрее вышел из комнаты, бегом спустился по лестнице и выскочил на улицу.
Свежий воздух ударил в лицо. Загряжский жадно вдыхал его, как жадно пьет утомленный путник. Голова кружилась, в ушах звенело, ноги были будто ватные, в висках пульсировала боль. Не отпускал один и тот же вопрос: «Что же делать? Что делать?» Немного отдышавшись, полковник медленно побрел по улице, перешел дорогу, чуть не попал под проезжавший мимо экипаж, услышав от кучера то, что никто не хотел бы о себе услышать. «Наверное, это конец. Еще никогда я не был так близок к смерти». Вот и дивный парк, в котором к нему подошел Азаров, но Загряжский уже не замечал окружавшей его красоты, быстрым шагом он двинулся вперед. Ушедший в свои тревожные мысли полковник не заметил проницательного взгляда прекрасных тёмных глаз, неотступно смотревших ему вслед.
Глава 4
Повозка уныло громыхала по узким темным улочкам Дерпта. Тускло горели уличные фонари. В их неверном свете семенили редкие прохожие.
«Интересно, я никогда не был в этом городе. Пол-Европы проехал, до Адриатики дошел, а в этом городе не был. Вот так всегда в жизни – далеко смотрим, глубоко копаем, а то, что рядом, не замечаем. Ищем любовь где-то за облаками, картины рисуем сказочные, а она ходит рядом, тихонечко так, скромно ходит и ждет своего часа. Она точно знает, что этот час настанет… Уф! Что-то я расфилософствовался. Видимо, здешняя старина навевает».
Так думал Загряжский по дороге во дворец Липхарта. Приглашение на этот бал было для него неожиданным и совсем некстати, но отказаться было невозможно, слишком крупной фигурой в государстве был барон Липхарт. Таким людям не отказывают.
Вспоминать об этом было крайне неприятно, так как хозяин дома, в котором произошло знакомство, сделал Загряжскому предложение, которое могло стоить ему жизни. Загряжский, человек военный, будучи неплохим стратегом, понимал, что как ни крути, конец один. Убрать человека, которого требовал Гольдберг, было не просто, точнее сказать, невозможно. Кроме того, князь Потемкин был личным другом Загряжского, очень благоволил ему, пристально следил за его карьерой и частенько выручал из щекотливых ситуаций. А Загряжский, несмотря на свою ветреность и непостоянство, ни трусом, ни предателем не был. Поэтому решение он принял почти сразу.
Через сутки он явился в тот же дом, встретился с хозяином и без обиняков, как есть, отказался.
– Я ожидал от Вас именно такого ответа, господин полковник, – после некоторой паузы сказал Гольдберг, – мне, действительно, слишком хорошо Вас описали. Но, к сожалению, это предложение я мог сделать только Вам, только Вы действительно близкий Потёмкину человек. От Вас он никогда не ожидает опасности. Честно говоря, в душе я все-таки надеялся, что получаемые Вами преимущества перевесят дружескую привязанность.
– Господин Гольдберг, если Вам, как Вы говорите, хорошо меня описали, то Вы должны были понять, что я человек чести и не намерен размениваться на преимущества.
– Ох, полковник, как Вы не правы. Честь! Долг! Дружба! Что это? Вы можете мне объяснить: что это такое?
– Я думаю, эти понятия не требуют объяснений, они вечны. Софокл, Аристотель, Демосфен уже всё объяснили.
– Друг мой, это философия. А жизнь диктует другие условия. Всё решают деньги и связи. Дружба, честь, любовь покупаются и продаются, прогибаются под ситуацию.