«Времена были нескучные!..» 1 том
Шрифт:
Не знал этого только действующий гвардеец, полковник императорской армии Иван Александрович Загряжский. Ему, человеку военному, никогда не случалось встретить на своем пути людей такого склада, авантюристов высочайшего уровня по призванию. Хотя, не кривя душой, надо отметить, что в отношении мелких авантюрных любовных утех равных красавцу-полковнику не было. Сколько обманутых мужей хватались за оружие, ища встречи с обидчиком. Кого только среди них не было. Загряжский никогда не интересовался у своих пассий об их социальном положении. Даже любимая фрейлина императрицы долго замаливала грехи после одной страстной ночи, желая ее
Гольдберг приподнялся, подошел к секретеру из черного дерева с инкрустацией и достал оттуда серебряную шкатулку. Когда он поднес ее к столику, Загряжский увидел то, что заставило его вздрогнуть: на серебряной крышке шкатулки красовался знак, который заочно знали все, но также все его и боялись. Это был знак одной из крупнейших масонских лож «Братья света» – пирамида, которая была вписана в солнечный круг. Зрелище было настолько впечатляющее, что Загряжский долго не мог оторвать от него своего взгляда. Гольдберг смаковал паузу, он не спешил продолжать разговор. Реакция Загряжского ему понравилась, именно на нее он и рассчитывал. Таким образом, он сказал всё, не говоря при этом ничего. Пауза затягивалась, оба собеседника молчали. Первым прервал молчание Гольдберг. Открыл шкатулку, там лежали сигары.
– Угощайтесь, господин Загряжский. Кубинские. Крепкие. Согласитесь, хорошая сигара помогает мужскому разговору.
– Благодарю Вас, господин Гольдберг, я не курю. Бросил.
– Да ладно Вам, не кокетничайте, курите. Или Вы испугались?
– Конечно, испугаешься здесь. Тебя приглашают поговорить, познакомиться с полезным человеком, а оказываешься в самом логове мирового масонства, где тебя еще и просят о какой-то услуге. Нет, конечно, я часто оказывал всякого рода услуги разным людям и за очень хорошие деньги, но это совсем другое дело, – Загряжский потянулся за сигарой.
«Нет, нельзя показать испуг, но и соглашаться ни в коем случае нельзя. Что же делать?» – эти мысли пронеслись в голове Загряжского стремительно, легкой тенью отразившись на его лице.
– Вы хотите оскорбить меня, боевого офицера, господин Гольдберг? В чем суть услуги?
– Вот это уже мужской разговор. Итак, ближе к делу. Видите ли, в мои ближайшие планы входит создание оппозиции власти.
– ……………?!
– Да-да, дорогой Иван Александрович, именно так. А что Вас, собственно, удивляет? Вы ведь умный человек и сами понимаете, что наша императрица – немка. Как может она ратовать о России православной? Да она, посмотрите, кого сюда навезла: прусаки, шляхтичи, мсье, сеньоры. Кому русский мужик платит? Все его горемычного обирают. Каждый норовит за его счет свою суму наполнить.
– Что-то не верится мне, господин Гольдберг, что Вас так уж судьба мужика беспокоит.
– Вы правы. Мужик мне, действительно, не интересен. Дело принципа. А принцип состоит в том, что…
– …свою суму могли бы наполнить Вы?
– Ну, если быть откровенным до конца, то да. Вы уловили суть. А Вы не согласны с такой позицией?
– Вы знаете, милейший господин Гольдберг, мне бы не хотелось обсуждать власть и ее дела. Я офицер, я присягал Её Императорскому Величеству. Для меня это святое.
– Хорошо, господин полковник, оставим политику. От Вас, собственно, и не требуется разделять мои политические взгляды. У нас с Вами чисто kommerzinteresant. Вы оказываете мне услугу, я плачу Вам деньги. Прошу заметить, хорошие деньги.
– Я так и понял. В чем состоит
– Ваша роль, как Вы изволили выразиться, в этом спектакле главная. Есть один человек, думаю, его фамилия Вам хорошо известна. В силу своего положения он владеет информацией о моих планах и очень хочет не допустить их осуществления. Он уже предпринял некоторые действия для этого.
– А я должен помешать ему помешать Вам?
– Ха, ха, ха! – Гольдберг громко и искренне рассмеялся. – Помешать ему, помешать князю Потёмкину?! Помешать ему может только смерть. Вот это Вы и должны сделать для меня!
Загряжский подавился дымом. Хрипло закашлялся. Впервые ему, боевому офицеру, который много раз смотрел смерти в лицо, был с ней на ты и получил от нее рассрочку, который не боялся никогда и ничего, которому всегда везло, даже в русскую рулетку, впервые ему стало по-настоящему страшно, страшно настолько, что комната перед глазами поплыла, и холодный пот тонкой струйкой побежал между лопаток. Человек, о котором шла речь, был никто иной, как ближайший фаворит императрицы, его родственник и друг, от которого, полковник знал, она даже родила. Замахнуться на эту персону означало замахнуться на саму императрицу, а это верное самоубийство, причем в изощренной форме. Кроме того, Загряжский против этого человека ничего не имел, даже наоборот, был многим обязан, а посему страдать за чужую идею совсем не собирался. И никакие деньги не могли заставить его согласиться на подобное предложение.
– Господин Гольдберг, Вы, вероятно, решили меня разыграть? Вы ведь понимаете всю абсурдность этой затеи?
– Отчего же абсурдность? Он смертен, как и любой другой, а значит вопрос только в месте, времени и выборе оружия.
– А еще в том, как обойти кордоны охраны, пробраться во дворец незамеченным, сделать свое дело и также незамеченным уйти.
– Правильно. Именно поэтому я и хочу просить именно Вас. Положа руку на сердце, Вы, господин Загряжский, не раз проделывали подобное, ища любовных утех, и до сих пор еще живы и, как я вижу, относительно здоровы.
– Пока здоров, но, проделав то, что Вы мне предлагаете, я буду относительно мёртв, а мои родные никогда не узнают, куда я пропал.
– Вы боитесь, господин Загряжский?
– Я знаю, как справиться со смертью в бою, но это сплошная авантюра. Зачем я Вам, господин Гольдберг? Вы с Вашими связями можете сделать всё, что угодно и без моей помощи.
– Милейший Иван Александрович, я не намерен обсуждать с Вами мои связи и возможности.
– Хорошо. Я могу отказаться?
– Конечно. Только давайте я Вам кое-что объясню. Вы, конечно, догадались, кого я представляю. К нашей организации принадлежат такие люди, которые могут многое в этой стране. У Вас есть выбор. Если Вы соглашаетесь, то попадаете в круг этих людей и Ваше будущее вполне определённо. По крайней мере, Ваши дети и внуки никогда не будут нуждаться.
– Ну, а если я откажусь?
– Ну, а если Вы откажетесь, то сами поймите: я открыл Вам очень многое. Вы человек непосвящённый, оказались знакомы с моими планами. Как Вы думаете, могу ли я так рисковать?
– Могу я подумать?
Загряжский только теперь понял, что попал в ловушку. Конец был один, что при одном исходе, что при другом. Надо что-то делать, но что? Что? Что? Инстинкт самосохранения заставлял ум работать на полную катушку. Выход должен быть.
Помог сам Гольдберг.