«Времена были нескучные!..» 1 том
Шрифт:
– Пойдем, друг мой, что ты встал? Это же не поле боя, это бал. Здесь надо веселиться, – сказал Забуга.
– Да-да, пойдём. Только давай без излишеств, я должен контролировать ситуацию.
– Как скажешь. Вот и шампанское.
К друзьям подошёл лакей с подносом хрустальных бокалов, наполненных любимым напитком русской аристократии. Едва друзья успели чокнуться и пригубить шампанское, как рядом оказался хозяин дома.
– Приветствую вас, господа, рад видеть вас у себя! Добро пожаловать в моё скромное жилище.
– Добрый вечер, господин Липхарт. Что
– Господа, благодарю за остроумие, вы меня очень насмешили. Никогда так не думал о своём доме, но это хорошая идея. В случае необходимости я обязательно предложу свои услуги, – Липхарт искренне засмеялся. – Господа, разрешите вам представить мою дочь: баронесса Ульрика Еувфрозиния фон Поссе. Здесь с мужем, тоже офицером, бароном Морицем фон Поссе. Возможно, вы с ним встречались по долгу службы. А уж с нашим именитым родственником, кузеном барона фельдмаршалом Михаилом Богдановичем Барклаем-де-Толли встречались наверняка неоднократно. Мы ожидали было его приезда…
Фон Липхарт продолжал светский разговор, но Загряжский его уже не слышал. Все звуки, всё, что окружало, перестало для него существовать, как только он заметил, что к барону подошла девушка. Она скромно стояла рядом с отцом. Перед полковником было видение, сон, мечта… Это было то, что он меньше всего ожидал здесь увидеть. Именно эту девушку он встретил в парке перед поездкой в дом Гольдберга. Видение было недосягаемо прекрасным и, в то же время, бесконечно женственным и притягательным. В её внешности, в её фигуре не было ни одного изъяна, но это было не главное. Главное было в чём-то другом, неуловимом, в чём – этого Загряжский объяснить не мог, но одно он понял абсолютно точно: он понял, что пропал. Без этой прелестной женщины жизнь для него теряла смысл.
Офицеры щегольски подтянулись и щелкнули каблуками. Юная баронесса учтиво протянула маленькую белую ручку, которую они по очереди поцеловали.
– Сударыня, для нас огромная честь быть Вам представленными. Ваш покорный слуга – Забуга Иван Иванович, а это мой друг – Загряжский Иван Александрович.
Полковник не мог проронить ни слова, язык его будто стал весить два пуда. «Да что ж это такое, как мальчишка дар речи потерял, глаз толком поднять не смею. Еще только покраснеть не хватало. Стыдись, Загряжский! Ты ли это, ловелас и повеса? Так потеряться перед девчонкой? А ну-ка, возьми себя в руки!»
– Мне тоже очень приятно, господа, как вам у нас? – произнесла Ульрика мелодичным голосом с едва уловимым приятным акцентом.
Загряжский почувствовал, что у него начинает кружиться голова.
– Великолепно, лучшего бала мы не видели даже в столице, – улыбаясь, произнес Забуга.
– Дитя моё, – вмешался фон Липхарт, – а где же Ваш муж?
– Развлекает генерала, а в большей степени – его супругу. Она такого размера, что из всех танцев даже хоровод ей не подойдёт.
– Будьте снисходительны, Ульрика.
– И при этом оставить без внимания собственную жену.
Фон Липхарт хотел что-то ответить, но вмешался вдруг очнувшийся Загряжский:
– Я прошу прощения. Сударыня, если Вас это утешит, то мы можем составить Вам компанию. Вы не возражаете, барон?
– Буду вам только признателен, господа. Моя дочь ещё совсем молода, и ей, конечно, гораздо приятнее будет общаться с вами, молодыми офицерами.
– Молодыми? Вы нам льстите, господин Липхарт. Но, впрочем, спасибо, – засмеялся Забуга.
– А за сим, господа, разрешите мне откланяться. Пойду к гостям. Не скучайте, дитя моё.
Липхарт ушел. В это время заиграли мазурку.
– Сударыня, разрешите Вас пригласить на танец! – почти хором воскликнули офицеры.
– Ха-ха-ха! Вы симпатичны мне оба, но боюсь, что втроём нам будет немножко сложно танцевать.
– Тогда выбирайте, сударыня, – сказал Забуга.
– Ну, рассказывайте мне свои подвиги, господа офицеры, а я посчитаю и выберу.
– Вы это серьёзно? – растерянно спросил Забуга.
– Конечно, должна же я как-то сделать выбор.
– Сударыня, на это не хватит и дня, – начал было Загряжский, но вдруг в глазах Ульрики он увидел едва уловимые смешинки. Ему стало так спокойно, как, наверное, бывает человеку за минуту до смерти, когда грехи уже отпущены и впереди вечность со Всевышним.
Иван Александрович решил поддержать игру:
– А впрочем, слушайте. Мой офицерский путь начался…
Ульрика засмеялась, взяла Загряжского под руку:
– Пойдемте, полковник, Вы меня убедили.
– А как же я? Мне тоже есть, что рассказать.
– Успокойтесь, сударь. Вы, наверняка, тоже хороши, но Ваш приятель хотя бы начал.
Раздались бравурные звуки мазурки, и пары полетели по кругу в головокружительных па. Ах, эти прелестные ножки дам, так соблазнительно порхающие под слегка приподнятым краем платья, разгоряченные порозовевшие щечки, приоткрытые нежные губки, сияющие от счастья и сознания собственной неотразимости глазки, порой обещающие так много в мимолетном кокетливо выстрелившем взгляде, который точно попадает в восхищенное мужское сердце! А эти мимолетные касания рук, заставляющие улетать сердца в неведомые дали и пространства в ожидании блаженства, которое эти прикосновения обещают впереди.
Отзвучали последние аккорды, танец закончился. Разгоряченная танцем пара вернулась туда, где перед началом мазурки стоял Забуга. Офицера там не было. Загряжский поискал его глазами, не нашел, облегченно вздохнул. Друг, определенно, мешал ему. Таково было желание полковника: остаться наедине с этой потрясающей женщиной. Ещё одно достоинство, которое приобрела Ульрика в глазах Загряжского – это умение красиво и тонко шутить. Качество, редко присущее женщинам. Загряжский чувствовал себя в её присутствии очень комфортно, скованность первых минут знакомства прошла, хотелось говорить и говорить. Снова зазвучала музыка, но танцевать уже не хотелось.