Времена грёз
Шрифт:
— Авель!
Крик Избранной вышел надломленным, болезненным, будто она вложила в него свою последнюю надежду. Отбросив противника как можно дальше, я развернулся к входу и действительно заметил там белую фигуру «брата». Подлетев к своей супруге, он вцепился в нее, невольно стараясь закрыть собой и защитить, но вместе с этим выпустил остаток сил, атакуя… крышу?
Монолитные перекрытия треснули, и спустя мгновение снаружи послышался подобный залп заклинаний. Армия светлого решила атаковать прежде всего не людей, а Храм, что был символом и сердцем темной страны.
Последнее, что я увидел перед собой, было ненавистное мне лицо Авеля, но я жалел лишь о том, что Ньярл скрыл мою настоящую внешность, пытаясь меня защитить. Я жалел, что мой брат не испытывает такое же отвращение, как и я, смотря на него.
Мне снилось детство, чужие ласковые руки и голос женщины, что звала себя ведьмой.
— Я хотела бы забрать вас к себе, но ему вы нужнее.
Кажется, я пытался тогда остановить ее, задержать еще на мгновение, чувствуя необычайный покой в теплых объятьях, но ведьма ушла, оставив мне на прощание книгу в зеленой обложке.
Тогда я еще не знал, кто такая Лили, и почему она должна изменить свою судьбу, но сказки для нее я выучил почти наизусть.
— Вставай! Почти приплыли! Вставай, отребье!
Вместе с этим раздался гулкий удар по металлу, и, вздрогнув, я открыл глаза, пытаясь понять, где нахожусь. Солома, постеленная на полу, как в хлеву, исколола всю спину, грязная изорванная одежда прилипла к ранам плотной коркой, и каждое движение приносило боль, норовя сорвать единственную защиту от нового кровотечения.
— Целестия! Хоть посмотрите, как нормальные люди живут.
Смотритель вновь ударил тростью по решетке и, удостоверившись, что я проснулся, пошел к остальным пленным.
— Сомневаюсь, что нас вывезут на экскурсию.
В горле неумолимо пересохло, хотелось есть и спать, тело ныло от кандалов на запястьях. Я впервые пожалел, что не умер, что не отправился на перерождение, а застрял здесь, на светлом корабле, как трофей или животное. Радовало лишь то, что у светлых не было рабства, но даже так я не надеялся на благосклонность судьбы. Для чего бы я им не понадобился, обходиться со мной по-человечески они явно не планировали.
Корабль покачнуло, наверху на палубе послышалась возня. Приехали.
Мою клеть с ограничивающими рунами вытянули в общий проход для разгрузки, и уже тут я заметил, что был на борту не один. Рядом со мной оказались еще трое пленных, но в лицо я знал лишь одного, стихийника, что должен был помогать Эребу. Где сам Эреб, догадываться не приходилось, я лишь понадеялся, что Аван была достаточно далеко и смогла защититься или бежать.
— А ну, взяли!
Длинная цепь, коей связали клетки, натянулась и вытащила нас на свет, больно резанувший по глазам. Зажмурившись, я попытался уткнуться лицом в колени, но раны тут же немилосердно заболели, и пришлось ограничиться ладонями, закрывающими веки. Нос тут же защекотал запах металла, крови и земли с кандалов.
— Вы посмотрите, какие стеснительные! А ну, убрали руки! Или вас так смущает величие Санктума?
По рукам прошел небольшой разряд магии, заставляя отдернуть их от лица. Глаза заслезились, и, даже стараясь проморгаться, я не видел ничего, кроме мутной пелены белого света. Клети затащили в повозки, послышался новый голос среди надсмотрщиков.
— Королева просила проехать к замку мелкими улицами, чтобы не смущать жителей.
— А чо это?
— Эти люди отвратительно выглядят, они будут портить вид.
— В наше время их бы тут же на площади и сожгли на потеху публике, а сейчас… смущают, значит, надо же.
Повозки дернулись, корректируя курс. Лошади зацокали копытами, уводя нас куда-то от корабля и порта, судя по всему, действительно по мелким нелюдимым улицам, так как я не слышал новых голосов и не застал обычного шума города. Все словно вымерли.
Кое-как разлепив глаза, я присмотрелся к домам и заметил чье-то напуганное лицо в окне, девушка, увидевшая меня, быстро задернула штору.
Какая стеснительность.
Надо отдать должное, город действительно показался красивым, с множеством деревьев, цветущих кустов и цветов в аккуратных чистеньких дворах. Плавные линии, обрамляющие карнизы и окна, складывались в узоры, подобные изгибам вьюнов и винограда. Все выглядело мягким и обтекаемым, в противовес угловатым строениям Сомны.
Интересно, какого было бы управлять таким местом.
С одной стороны, сейчас об этом думать было странно и немного неуместно. Я пленник, и прав у меня меньше, чем у свиньи, что ведут на убой.
С другой стороны, знали бы эти люди, что сейчас сторонятся и с отвращением отворачиваются от своего истинного короля, от того, кто по праву рождения должен был занять светлый трон. Забавно было бы увидеть эти просветленные лица в поклонах перед бывшим пленником.
От последней мысли я невольно приосанился. Действительно, пока я жив, я все могу изменить и сдаваться сейчас глупо. Как бы они не любили Авеля, он лишь лжец и слепец, не видящий и не знающий правды, своей глупостью отравивший весь светлый народ.
Едва я представил лицо брата, искаженное в ужасе понимания, что обязан отдать свое место темному, я засмеялся, и даже боль притупилась, уступая дорогу внутреннему ликованию. Он будет крайне удивлен таким новостям, и еще больше тому, как я с ним поступлю, забрав то, что мне принадлежит.
— Безумец, а ну заткнись!
Недовольный голос смотрителя ничуть не расстроил меня и не заставил замолчать, даже наоборот. Кандалы вновь пробило магией, но я ее почти не почувствовал. Мне было слишком смешно, слишком весело, чтобы прерывать такой прекрасный момент. Мысленно я взмолился богам, сохранившим мне жизнь, и поблагодарил их, теперь я понимал, зачем мне дали второй шанс. Я обязан был закончить начатое.