Времена грёз
Шрифт:
— Так что все-таки случилось? Я же вижу, что ты сама не своя.
— Ничего, это неважно.
— Сэра, ты не доверяешь мне? Или думаешь, я теперь могу тебя за что-то осудить?
— Га-ани, это нечестный прием.
Не веря своим ушам, я устало застонала и соскользнула с подлокотника в само кресло, положив голову на высокую спинку. В прошлый раз я говорила ему эти слова, и он не смог промолчать, что незримо обязывало меня ответить так же честно. Ганим повернулся ко мне с абсолютно невинным выражением лица, но в его глазах я видела искреннее ехидство.
— Я учусь у самых лучших.
— Ты
Обняв меня за плечи свободной рукой, Гани осторожно завел прядь волос за ухо, машинально убирая локоны на одну сторону. Неожиданно я ощутила, как едва заметно брат напрягся, его пальцы сильнее сжали плечо.
— Сэра, твоя шея…
Новая волна стыда окатила меня таким жаром, что захотелось провалиться под землю вот прям здесь и сейчас. Робко сжавшись, и пряча взгляд, я припомнила, что Гани, пускай и младший, но все же взрослый мужчина, в гневе заломивший старшего брата за вред семье. Какой скандал будет, если он решит вступиться за меня, страшно только представить. Наш крохотный театр развалится, едва окрепнув, Аван встанет на сторону Каина, Ганим поссорится с ними обоими, а Гемере придется объяснять, почему подобные поползновения не являются инцестом.
Осторожно приподнявшись, я протянула руки и прижала голову брата к груди, молясь, чтобы он меня понял и выслушал.
— Это моя мимолетная глупость, мой милый брат. Ты лучше меня знаешь, что иногда мы бываем беспомощны перед своими чувствами.
— Но Софи…
— Я обещаю, что подобное не повторится, он тоже пообещал, и я искренне надеюсь, что ты меня поддержишь.
— Это нечестно, ты не оставляешь мне выбора.
— У нас есть дела поважнее, Ганим, и мне как никогда нужна твоя помощь сейчас. Мне совсем скоро придется уезжать, и все это забудется как сон в летнем саду.
Брат поднял голову и чуть раздраженно посмотрел на меня. Челюсть сжата, во взгляде читается неверие, а от прежнего флера романтизма и легкой меланхолии поэта словно не осталось и следа.
— Пожалуйста, Гани.
— Я послушаюсь только ради тебя и, надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Конечно, спасибо-спасибо-спасибо, душа моя, ты не представляешь, насколько это сейчас важно.
Расцеловав щеки Ганима, я облегченно выдохнула и запустила пальцы в его кудрявую шевелюру. Румянец, проявившийся на светлой коже, вернул брату вид неловкого юноши, хоть он и все еще хмурил брови, стараясь скрыть смущение и цепляясь за остатки серьезного тона.
— Сэра, ты бываешь слишком легкомысленна.
— Я знаю, но давай простим мне этот порок или хотя бы на время забудем, я хочу нарисовать тебя карандашом. Твой образ сейчас просто загляденье, хочу отобразить его на бумаге.
Невесомо коснувшись края его пухлых губ, я постаралась отпечатать в памяти любимые черты, жалея, что не посвятила брату целую галерею портретов, с которых он мог так же тепло и открыто смотреть на прохожих своими темными, карими глазами в обрамлении пушистых ресниц.
— Ты такой красивый, это просто ужас. Как же мне будет тебя не хватать там у светлых.
— Ты хотя бы сможешь взять с собой рисунки, а у меня ни одного твоего изображения нет.
— Так и быть, сделаю парочку автопортретов, будешь пугать ими впечатлительных юнцов.
Дождавшись улыбки под кончиками пальцев, я быстро чмокнула Ганима в нос и потянулась за очередным блокнотом на забитой эскизами полке.
Предатель
В мой чемодан упаковано
Биение твоего сердца.
Звук его — ориентир,
Ведущий меня к Солнцу.
Слёзы на голой земле
Скроет моей тенью.
Я навек покидаю места,
Где остыло твоё дыханье.
Покидаю, любовь моя,
Чтобы найти тебя
В жизни, что после смерти.
Dead Man's Bones
Несмотря на поздний час, в замке еще продолжались гуляния по случаю зимнего солнцестояния, и народ кутил, с удовольствием разоряя королевские погреба и предрекая стране новый восход с сильным светлым наследником. Из коридоров угасающим эхом доносились чьи-то нетрезвые голоса, невнятно горланя песни и тосты под звяканье прихваченных с банкета бокалов. Стража, обычно хмурая и не терпящая шума, сейчас рассеянно провожала взглядом разбредавшихся гостей, лишь при моем появлении стараясь выпрямиться и дышать через раз, будто это помогло бы скрыть алкогольный душок. Не преминув воспользоваться случаем, я подошел к одному из охранников у королевской гостиной и строго глянул в разрез начищенного шлема.
— Только попробуй уснуть, тут же отправлю на виселицу.
— Можете на меня положиться, мой король.
Удовлетворенно кивнув, я дождался такого же ответа от второго стража и со спокойной душой скрылся в гостиной, чувствуя, как уходят последние силы. День был долгим, чертовски долгим со всей этой мишурой для эльфийских представителей: суматошной подготовкой костюмов, залов, текстов, поздравлений и ритуалами, входящими в обязательную программу праздника. Ноги еле донесли меня до спальни, в голове шумело от вина, глаза слипались, и даже мягкий свет ночников, оставленных для меня в качестве путеводителя, невероятно раздражал. Хотелось поскорее ощутить прохладу шелковой простыни, расслабиться, выдохнуть и насладиться тишиной вдали от прихлебателей, оставшихся в зале.
Закрыв за собой тяжелую дверь покоев, я, чуть пошатываясь, прошел к огромной постели, наполовину прикрытой бело-серебряным балдахином. Ассоциация, вспыхнувшая в сознании, сорвалась с языка прежде, чем мысль была понята мной.
— Ева, ты уже спишь?
Собственный голос прозвучал настолько уверенно, что я еще пару секунд ждал ответа от темноты, сгустившейся под шторами, и лишь затем остатки разума услужливо подсунули мне воспоминания минувшей осени.
Спит. Теперь всегда спит.