Времена грёз
Шрифт:
Следующий день преподнес мне новые сюрпризы.
Мой верный слуга вернулся только с утра, ввалившись в тронный зал посередь очередного заседания министров и не один, а с какой-то девицей и еще мальчишкой лет четырнадцати.
Несколько смущенная столь странным появлением охрана успела поймать только последнего участника процессии, в то время как незнакомка в сопровождении Мартираса дошла до меня. Воспаленные, зареванные глаза метали молнии, волосы беспорядочно торчали из когда-то аккуратной прически, а платье… последнее привлекло мой взор сильнее, чем гневная
— Как вы посмели его обвинить в подобном! Он служил вам столько лет…
Истеричный, срывающийся голос вызывал головную боль, поморщившись, я постарался абстрагироваться от него, сосредоточившись на знакомых кружевах по подолу изумрудной юбки. Кажется, я уже видел их раньше, такая тонкая работа и такой яркий запоминающийся момент. Помню, как запускал свои руки под эту дивную ткань, сжимая осыпанные веснушками бедра Евы. Тогда, в первые дни после коронации, я особенно сильно ощущал собственную вседозволенность, поэтому не постеснялся зажать супругу в одном из коридоров, не желая тратить время на беготню до спальни. В самом деле, попробуй пройти все эти чертовы лестницы и галереи до нужного крыла и не растерять весь пыл. В конце концов, я все-таки король, и могу надеяться на тактичность охраны или прохожих слуг, что могли услышать наши зажимания. А слышать было что, ее голос и едва сдерживаемые стоны были как музыка для ушей, возможно, кому-то даже повезло их подслушать.
Интересно, ее платья сожгли или распродали? Могла ли эта пигалица купить что-то у слуг, или наряды намеренно пожертвовали кому-то? Может, мне кажется, и это платье просто похоже? Но я определенно видел его раньше.
— Почему вы молчите, Адам?! Ответьте мне, за что вы убили моего мужа?!
Голос незнакомки окончательно сорвался на крик. Подняв голову и посмотрев на неприятно раскрасневшееся лицо девушки, мне пришлось выдать свой вердикт.
— Снимите с нее платье и сожгите.
В мгновение ока в шумном зале повисла звенящая тишина. Девица передо мной вздрогнула и заметно побледнела, едва устояв на ногах. Министры, окружавшие нас, кажется, даже перестали дышать.
Мой придворный маг, Грегор, единственный, кто решился выступить вперед, тоже изрядно напуганный, но благодаря возрасту сумевший сохранить почтительный тон.
— Мой король, я прошу смягчить наказание для леди Кейн, она не виновата в своих чувствах и наверняка не хотела оскорбить вас. В ней говорят эмоции, леди встретила смерть мужа, прошу вас, отнеситесь к этому снисходительно. Пересмотрите свое решение относительно костра, заменив хотя бы заключением под стражу.
Неохотно вслушиваясь в морось Грегора, я поморщился сильнее и тяжело вздохнул.
— Ах да, девушка, да ее можно под стражу, но платье однозначно на костер.
Охрана тут же подхватила незнакомку под руки оттаскивая от меня, снова раздался крик и чьи-то стенания, но на этот раз от юнца, оставшегося у входа в зал.
Считая заседание безнадежно испорченным, я распустил собрание министров, забрав с собой в переговорную только Мартираса. Виноватый взгляд и лицо в отметинах от чужих ногтей сказало мне даже больше, чем я желал.
— Что там у тебя случилось?
— П-простите, мой король, я несколько перестарался.
— А ее зачем привел?
— Она как жена советника имела право встретиться с вами.
— Очень-очень зря.
Задумавшись, я измерил шагами небольшой кабинет. Все шло не так, неправильно, криво, будто в большое плетеное полотно закралась ошибка, исказившая последующий рисунок. Стоило еще раз оценить ситуацию и внимательнее отнестись к деталям.
— Мне его будет не хватать, союзников у меня осталось мало. Полагаю, он так и не признался в измене?
— Н-нет, мой король.
— Плохо, очень-очень плохо.
Мартирас словно окаменел при моих словах и с готовностью поднял голову.
— Я готов к любому наказанию.
— Ты их жаждешь, я вижу, но мне пока не до этого. Присмотри за Грегором, ничего не делай без моего приказа, просто наблюдай и отчитывайся мне. А сейчас иди и приведи себя в порядок.
— Слушаюсь.
Помощник, поклонившись, тут же вышел за дверь, оставив меня одного. Нервный тик, пробравшийся мне под кожу, словно шпион, неприятно дернул верхнее веко. Стоило отдохнуть, хотя бы немного, прежде чем выстраивать линию поведения вновь, и остаток дня я посвятил собственному покою.
Едва обретенные мной смирение духа и ясность сознания оказались жестоко сметены в ту же ночь. Стоило мне только заснуть, как до боли знакомый голос разбудил меня вновь, мягкими напевами маня выбраться из постели и из спальни, следуя какой-то призрачной потребности узнать, действительно ли я увижу Еву. Ее печальные песни я не раз слышал в замке, но лишь урывками случайно брошенных фраз или нот в пустых коридорах. Подобные проявления моего нарастающего безумия я привык списывать на собственную усталость, так как другие обитатели королевской резиденции не замечали таких странностей.
Поднявшись с кровати, я, уже предвкушая поражение, прошел через гостиную и вышел из покоев, желая найти хотя бы стражу, но воинов в коридоре не оказалось. Лишь лунный свет неукротимым потоком льющийся из окон, искажавший окружающее пространство и мелькнувший край белой сорочки за углом.
— Ева…
Ее имя стало моим личным пороком и срывалось с губ так же естественно, как и обычный вздох. Можно было бесконечно долго бороться с собственной памятью, но образ супруги за годы без нее только сильнее врезался в разум, в саму мою суть, исказив ее, приручив и будто бы сросшись с нею.
Вынырнув из мимолетного оцепенения, я дернулся вперед, желая догнать свою возлюбленную Еву, но вновь застал лишь мелькнувшую рыжую макушку на лестничном пролете. Пришлось снова бежать. Спешно перепрыгивая через ступеньки, я спустился на пару этажей вниз, оттуда вновь по темному коридору и в бок, к дверям на террасу, к выходу в старый сад, вглубь заросшей дорожки, за которой не ухаживали больше десяти лет.
Каждый раз я опаздывал, не успевал рассмотреть лицо и не встречал преград, будто весь замок был сном, слишком явным, чтобы я действительно поверил в грёзы, и слишком странным, чтобы казаться явью. Ни один светильник, ни одно бра, ни одна лампа не горела в коридорах, ни один страж не присутствовал на своем месте, ни один звук, ни дуновение ветра, ни запах не отвлекали от моего преследования.