Времена меняются
Шрифт:
Отдуваясь и утирая пот с лица, мокрые как мыши, мы с облегчением вываливаемся на площадку, вымощенную серыми гранитными плитами. Воздух после душного салона кажется просто восхитительным. Коктейль из йодистого запаха моря и можжевелового хвойника слегка пьянит. Мокрая от пота одежда моментально сохнет на морском ветерке.
— Извините, Борис, что заставил вас ждать, — раздаётся с высокого крыльца уверенный баритон. — Государственные дела не позволяют расслабляться даже в такую жару. Приходится делать несколько дел одновременно. Скоро стану Юлием Цезарем.
Поднимайтесь, проходите в тень, сейчас сварится кофе, и мы поговорим. Вы голодны?
Пожилой мужчина среднего роста в коричневых брюках и белой рубашке с коротким рукавом жестом приглашает меня к главному входу. Это Тодор Живков собственной персоной, я узнаю его по характерному длинному носу-клюву, бросающемуся в глаза на всех официальных фотографиях.
Миновав прихожую с огромными хрустальными люстрами и помпезную гостиную, мы выходим с противоположной стороны здания. В густой тени азалий примостился небольшой деревянный столик, украшенный букетиком полевых цветов.
— Милости прошу, — Живков жестом предлагаем мне сесть. — Значит, это вы спасли в позапрошлую зиму наших граждан? — полуутвердительно, полувопросительно обращается он ко мне.
— Да, было такое. Непосредственно сам я их спасти не мог, я в Новосибирске живу. Но с моей подачи ветераны-лётчики сделали, что смогли. Жаль, что не получилось спасти больше народу в «России». Они старались, но никто слушать не хотел.
— Да, я помню, я сам тогда Леониду Ильичу звонил. Он мне знаете, как ответил? — Не надо лезть со всякой ерундой в такие сложные времена. — Дал, что называется, «дружеский совет» товарища по партии.
— Товарищ Живков, его тоже можно понять. Информация слишком невероятна, а её источник не заслуживает ни грамма доверия. Если предпринять какие-то действия, а ничего не произойдёт, то появятся дополнительные расходы, жалобы клиентов, разговоры в мировой прессе. Брежнев же не знает, что я не ошибаюсь в своих снах.
Мою речь прерывает появление симпатичной девочки в белом передничке со всем необходимым для кофе. Аккуратно, не торопясь, она наполняет чашечки густым и ароматным напитком. На столе появляются вазочки с пахлавой, лукумом, ещё какими-то сладостями. Пока вся эта благодать расставляется на столике, мы обсуждаем погоду на ближайшие дни. Живков уверяет, что сушь и жара продержатся еще пару недель.
Наконец, приборы и закуски расставлены.
— Вот мы и подошли к главному вопросу. — Голос товарища Живкова приобретает характерную начальственную твёрдость. — Борис, что ты можешь сказать о природе своих способностей. Ладно, наша Ванга, старая полуграмотная крестьянка… Ты же человек эпохи НТР, окончил советскую школу, учишься в ВУЗе. У тебя есть какие-нибудь соображения о собственном феномене?
— Товарищ Живков, я не могу ничего сказать по этому поводу, слишком бессистемно приходят ко мне эти особенные сны. То, что я читал по работе головного мозга, про сновидения и их символику, приложить к моим снам у меня не получалось. Содержание их тоже хаотично. Разный объём, разная точность и наполненность. Единственное что связывает эти сведения, это то, что они проходят как продукт журналистики, то есть все они будут напечатаны, или как-то отображены в средствах массовой информации. Такие сны отличаются от обычных чёткостью и конкретностью. Я в них читаю или книгу, или газету, или архивный документ. Как это происходит, я не знаю. Думаю, объяснить это современная наука пока не в состоянии.
— Подожди, дорогой! Как это современная наука не в состоянии! Есть в нашей Болгарской Академии наук такой человек. Мы в Софии для него создали НИИ суггестологии, слышал может быть? Так вот его директор и главный по всем исследованиям Георгий Лозанов, как раз исследует такие феномены. Он и с бабой Вангой работает.
— Нет, к сожалению, ничего такого я не слышал. Может быть, у нас в стране такие исследования проходят как ненаучные, а может наоборот, засекречены по причине их важности для военных целей. У нас же всё засекречено, и наверное, это правильно, — я стараюсь говорить нигде не нарушая принятых в СССР норм.
— Тогда надо тебя с ним срочно познакомить. Давай тебя прямо сегодня вечером отправим в Софию. Там Лозанов тебя препарирует, мозг твой достанет и под микроскопом исследует. Чем чёрт не шутит, может, сделает сенсационное открытие.
— Вы знаете, мне как-то такое предложение не очень нравится. Ходить с препарированным мозгом, — перспектива не из весёлых. К тому же у меня с первого октября занятия в институте начинаются. Мне бы не хотелось бросать обучение, ради работы подопытным кроликом. Да и честно заслуженные каникулы прерывать не хотелось бы. Я здесь с девушкой, которую люблю, и которая меня любит, у нас так классно проходит время в вашей гостеприимной стране.
— Давай сделаем так. Ты поедешь вечером к Лозанову. Завтра он с тобой пообщается, проведёт пару-тройку экспериментов. Пока он результаты будет обрабатывать, ты вернёшься и будешь дальше любовь крутить.
Если Лозанову удастся что-то нащупать, то я лично буду добиваться твоего переезда в Болгарию. Вместе с твоей девушкой. Только тогда надо официально брак заключить. Учиться тут будешь. Я думаю, что… — неожиданно Живков прервал свой спич и, привстав из-за стола произнёс:
— Мила, иди сюда, сегодня у нас в гостях тот самый уникум, про которого нам баба Ванга рассказывала. — С этими словами он перевёл взгляд на меня, — Борис, познакомьтесь, это Мила, моя единственная и любимая дочь. Мила — это Борис Рогов, из Новосибирска. Это благодаря его «пророчеству», удалось избежать гибели нашему Иванову и его подопечным.
— Татко, я помню эту историю, — слышу я у себя за спиной женский низкий голос. К нам подходит высокая стройная брюнетка в тёмных очках, в голубом парео и темно-синем бикини.
— Так значит это вы молодой человек попросили бабу Вангу донести до меня то страшное сообщение? — обращается она уже ко мне.
— Да, я знаю, что вы дружите с целительницей. Помогаете ей во всём, прислушиваетесь к её пророчествам. Я не знаю статистики о удачных случаях излечения с её помощью, но что не было ни одного сбывшегося политического, научного или культурного — это факт.
— Как вы можете такое говорить! — возмущается Людмила. — Её узкое, с тонкими чертами лицо можно было бы назвать привлекательным, если бы не длинный нос, практически один в один повторяющий нос папы. — А как же поражения Германии? Смерть Сталина?
— Здесь всё очень просто, технология известна ещё со времён Дельфийского оракула. Прорицатель говорит так расплывчато, что слова его можно при необходимости трактовать как заблагорассудится. Легко внушаемые люди охотно верят, остальным — без разницы.