Времена негодяев
Шрифт:
Вокруг головы Петра закружила большая черная муха. Петро, разглядывавший ворох длинной щепы — все, что осталось от шкафа, махнул рукой, но муха нагло лезла в лицо. Петро прищурился и щелчком попытался ее сбить. Промахнулся.
— Не трогай! — крикнула Ксения.
Муха закружила под потолком. Ксения скосила на нее глаза, перевела дыхание.
— Кажется, ничего…
Муха жужжала все громче и громче, звук нарастал. Ксения попятилась к двери, мальчики, заметив, как она побледнела, подались к ней.
В разбитое окно с гулом влетел большой рой мух и повис в воздухе. А потом темный ком размазался по потолку и принял размытые очертания человека, там, где было что-то вроде головы, круглая проплешина казалась одним большим глазом. Мухи ползали, взлетали и садились, словно фигура двигала руками. Вдруг мухи опять собрались в рой и вылетели наружу.
— Что это? — сипло спросил Уля.
— Это зомбик, — пояснила Ксения. — Если не давить мух, неопасный.
Они подошли к оконному проему и осторожно, чтобы не задеть острые треугольники битого стекла, облокотились на подоконник.
Отсюда хорошо был виден темный холм университета, вырастающий из зеленого буйства деревьев. Саркис посмотрел налево: там, далеко впереди, проблескивала река и радуга почти касалась ее.
— Радуга наелась человечины и теперь пьет воду, — изменившимся голосом пробормотала Ксения.
Распустив рыжим пламенем волосы, она смотрела на радугу сквозь растопыренные пальцы и медленно водила пятерней перед глазами. Однажды Уля видел, как бабушка так же смотрела на блики в воде. Он тоже растопырил пятерню и повел перед глазами. Между пальцами образовалось слабое марево, но сколько он ни вглядывался, разобрать ничего не мог.
Ксения опустила ладонь и повернулась к Саркису.
— Все у вас будет хорошо сейчас, все у вас будет хорошо завтра, но через много лет все кончится очень плохо.
— Что кончится? — спросил Саркис.
— Все. — Потом, словно удивляясь себе, добавила: — Ну, все!
Взгляд Саркиса остановился на крыше здания. Там, где пронзенная птица распластала крылья, появилась еще фигура, но не птичья. К струнам был привязан за руки человек. Видно было, как он мотал головой.
— Арфу не видел? — спросила Ксения, посмотрела туда и охнула.
— Не надо бежать, только не бегите, — вполголоса уговаривала Ксения. Но, незаметно для себя, они убыстряли шаги и последние этажи проскочили бегом, даже ветер загудел в ушах. Потом, отдышавшись, Саркис сообразил, что не так уж и быстро они спускались. Не ветер это гудел.
В квартире Ксения откинула крышку зеленой коробочки на стене в прихожей. Положила палец на красную кнопку.
— Что за шум? — спросил дед Эжен, выходя из кухни.
— Человек на крыше, — ответил Уля, — привязан к арфе.
Старик почесал подбородок, взял кепку.
— Схожу, посмотрю, что он там делает.
— Не пущу. Сейчас патруль вызову! Ты голову себе сломаешь.
— Не сломаю. Я в театре часто бывал до оползня, внуков водил. Пожарная лестница уцелела, а к ней широкая балочка ведет.
— А ты откуда знаешь? — с подозрением спросила Ксения.
— Не тебе же одной по руинам лазать! — засмеялся дед Эжен.
— Мы с вами… — начал Петро, но дед Эжен цыкнул на него.
— Если через полчаса не вернемся, зови патруль.
Он накинул на себя куртку и, виновато глянув на Ксению, ушел на кухню, а через минуту вернулся.
Пока он ходил, Ксения достала чистый, но мятый платок и разодрала на две половинки. Одну повязала на левую кисть, а вторую, после минутного раздумья, протянула Уле. Уля понимающе кивнул и затянул ее у себя на правом запястье.
— Бабушка к нитке хлебный мякиш подвешивала, — сказал он. — Если было плохо, я нитку обрывал, и бабушка мне звонила. А когда она заболела, у меня нитка оборвалась.
Саркис открыл ставень в комнате и посмотрел наверх. Птица, пронзенная арфой, была видна. Приглядевшись, он заметил и руку, все остальное исчезало за кромкой.
Дед Эжен и Ксения пересекли лежащие плашмя бетонные плиты и скрылись в проломе стены.
Часы стояли на полке. Половина десятого. На завтрак они, конечно, не успели, а вот к обеду хорошо бы… Саркис оглядел полки, потрогал квадратную коробку, приподнял крышку — битком набита дискетами. В углу комнаты на маленьком столике с причудливо гнутыми ножками — дисплей, накрытый большой салфеткой. Машинка дряхлее, чем их лицейские развалюхи.
— «Полтергейст», — прочитал Уля наклейку.
На некоторых коробках надписей не было, а на других — «Пирокинез», «Телепатия», «Проскопия». Уля чуть не выронил коробку с наклейкой «Контагиозная магия» — в комнату неслышно вошел Митя и громко спросил:
— Это я вас вижу или вы меня видите?
Петро отскочил от окна и встал в стойку богомола, но увидев Митю, расслабился.
Митя уселся на ковер, свел перед своим носом два пальца и медленно развел их. Захихикал.
— Ты чего? — спросил Уля.
— Смешно! Третий палец с двумя ногтями. Ха!
Уля тоже свел указательные пальцы ногтями к себе и, глядя в угол комнаты, медленно развел. Действительно, между пальцами как бы возник третий, с ногтями по обе стороны. Улыбнувшись, Уля вставил между указательными и средними пальцами карандаш и сказал:
— А теперь покачай ладонями, не разводя их.
Через несколько секунд Митя катался по ковру и визгливо смеялся, держась за живот. Потом успокоился.
— Ну, я откинулся! — заявил он. — Такого захода я не знал.