Временные трудности
Шрифт:
Ксинг застыл на месте. Мысли, роящиеся водоворотом, словно разом взорвались в голове.
— Я… я… я должен срочно идти! — прохрипел он. — Я не знаю… Не знаю почему… Но должен…
— У тебя случилось озарение, — пояснил Шицзян. — Цени и лелей это чувство, не пытайся ему сопротивляться или подавлять. Это одно из самых ценных событий в жизни мастера ци, и его нельзя упустить. Иди, Ксинг, ты должен быть там, куда зовёт твоё сердце. Ни о чём не беспокойся, я обо всём позабочусь.
Ксинг успел лишь коротко кивнуть, как сорвался с места и побежал. Он не помнил, как добежал до покоев, как сорвал с себя
У него действительно случилось озарение, он осознал одну-единственную, но очень важную вещь. Учителя он превзошёл! Возможно, не в силе, но сила теперь не имела ни малейшего значения. О деяниях Ксинга слагали легенды, цитаты висели в Нефритовом Дворце и являлись национальным достоянием, книга, написанная им в детстве, заняла почётное место в каждой имперской библиотеке. Демоны, грызшие его сердце почти полторы дюжины лет, оказались мелкими безобидными пылинками, которых сдул порыв весеннего ветра.
— Мне и не нужно становиться таким, как ты, — громко сказал Ксинг невидимому негодяю-учителю, процитировав любимого героя. — Я и так хорош!
???
Ксинг не стал лететь на цепе или доставать из браслета «Жаворонок». Он просто бежал, как бежал когда-то, покинув родную деревню. Бежал по мощёным центральным дорогам, сворачивал на узкие лесные тропки, перепрыгивал небольшие горы и ущелья. Он чувствовал на своей душе ни с чем не сравнимое чувство свободы, ведь теперь его не тяготили никакие обязательства и не гнала недостижимая цель. Впервые за много лет ему было наплевать кто он — икринка, живущая в болоте, яркая юркая рыбёшка или же почтенный карп, увидавший водопад, увенчанный драконьими вратами. Теперь он мог просто жить, наслаждаясь каждым днём, каждым лучиком солнца и каждой капелькой культивируемой ци.
Теперь он больше не злился ни на родителей, ни на учителя, ни на духов предков. Да, он всё ещё тосковал по Мэй, но ясность мыслей, дарованная озарением, подсказывала, что эта светлая тоска останется с ним на всю оставшуюся жизнь, ничуть не мешая любить остальных своих женщин. И прежде чем отправиться к Шадии в Ахрибад, а потом в Могао на встречу с Альмирах, где немного погостить у весёлых Сюэ и Пэйпэй или проведать страдающую вдову Сифэн, ему хотелось только одного: посетить руины дома Нао, навестить могилы родителей и проститься со своим прошлым, окончательно свернув свиток предыдущей жизни.
Ци бурлила в его теле, яркое состояние озарения придавало сил, ему не требовалось ни отдыха, ни сна. Он бежал со скоростью, недостижимой ни зверю, ни человеку, вокруг мелькали дороги, горы, города и деревни, но чутьё вело его, словно стрелка того самого непонятного «компаса», прямиком в родной дом.
Он не знал, сколько так бежал, но для него это не имело значения. Ему не требовалось ни есть и не пить — ведь силы поддерживала яркая ци, бурлящая в его теле. Любая одежда и обувь давно бы развалились, не выдержав нагрузки, вот только кожа саламандры вновь показала себя с наилучшей стороны.
Пейзажи изменились, и Ксинг, заметив знакомые ориентиры замедлил скорость, а потом и вовсе перешёл на шаг. За прошедшие большие циклы тут ничего особо не изменилось: всё так же вились дороги, всё так же расстилались леса и горы, всё так же текли речки. Ксинг шёл, вдыхая такой родной воздух, любуясь мелькающими то тут то там духами природы, и чувствовал, как у него щиплет в глазах. Увидев вдалеке знакомый пригорок, за которым дорога должна поворачивать к поместью Нао, Ксинг остановился. Он готовился к этому моменту, жаждал его во время этой сумасшедшей гонки, а теперь просто боялся сделать следующий шаг.
Даже зная, что некому его встретить, он поправил цеп и дарованную императором табличку грандмастера, убрал с одежды и тела пыль. Его усиленные чувства играли злые шутки, он словно чувствовал вдалеке отблески ци отца и матери, воинов и прислуги. Ему хотелось проститься с призраками прошлого, а не встретить их вновь, так что Ксинг снова сделал то, чего не делал многие и многие годы — отключил восприятие ци, заставляя Цилиня погасить свой Взор.
Ощущая странную робость и нежелание сделать последний шаг, Ксинг выругал себя, обозвал трусом и решительно направился вперёд. Он не знал, что увидит — проклятое населённое призраками место, древние руины, или же довольных членов другой семьи, либо занявшей пустующее поместье, либо же построившей на его месте что-то новое.
Преодолев пригорок, Ксинг остановился и замер. Ему показалось, что простые человеческие глаза сыграли с ним злую шутку.
Вдалеке за пригорком виднелись абсолютно целые дома и строения, именно такие, какими он их помнил по своей прошлой жизни. Главное поместье, помещения для слуг, сады и пруды, тренировочная площадка на которой до сих пор занимались воины, конюшни и склады, и даже святилище предков. О том, что случайный путник попал на территорию рода Нао предупреждали одиноко стоящие ворота с загнутой черепичной крышей.
На негнущихся ногах Ксинг подошёл к воротам. Блеснуло белое пятно, и Ксинг увидел полузасохшее деревцо, на ветке которого висел свиток драгоценного цаньдуньского шёлка, где, писанная алыми чернилами, добытыми вручную из особых мидий, обитающих только на дне океана, горела каллиграфическая надпись:
«Настоящий мужчина должен высадить столько деревьев, чтобы хватило на дом, полный сыновей, и ещё осталось»
Новая волна озарения залила его разум. Наконец-то разрешилась ещё одна загадка, мучившая его все эти годы. Теперь он точно знал, как зовут ненавистного учителя, человека, чей образ терзал его все это время, того, кем он намеревался стать, а затем и превзойти.
Он понял, что окончательно превзойти учителя у него не получится никогда. Ведь учителя, простого парня из дальней деревушки Дуоцзя, на которую наконец-то перестали сморкаться боги, звали Ксинг Дуо. Но в то же время цитата величайшего мыслителя и героя Подлунной Империи генерала Фенга гласила: «Жизнь — это бесконечное сражение, и человек должен каждый день побеждать самого себя».
Раздался стук копыт и Ксинг, наконец, перестал подавлять своё восприятие. По дороге из поместья стремительно приближалась кавалькада всадников, ци одного из них была такой сильной, такой знакомой и такой родной. В глазах защипало, и Ксинг смахнул непрошенные слёзы. Он знал, что будет дальше, пусть и не ведал деталей, но легче от этого не становилось.