Время Андропова
Шрифт:
По воспоминаниям Владимира Пирожкова, сам Андропов объяснял вдруг возникшие недуги так: «Он и А.Н. Косыгин совершили поездку по юго-восточным странам, где вели острые переговоры, которые закончились практически безрезультатно. Едва вернулся в Москву, как у него заболели надпочечники, а потом — почки. Он полагал, что его отравили во время этого вояжа. Юрий Владимирович это мне много раз говорил» [659] . Действительно, Андропов сопровождал Косыгина в поездке во Вьетнам в феврале 1965 года [660] . А по дороге была сделана остановка в Китае, где были нелегкие переговоры. Но тогда ли Андропов заболел, остается вопросом.
659
Чертопруд С. Андропов — КГБ. М., 2004. С. 350.
660
Решение о поездке и составе
На майском пленуме (1966) ЦК Брежнев в докладе о международном положении поделился конфиденциальной новостью. Он рассказал, что «на днях» был в Приморском крае, куда прибыл для вручения краю ордена. И все три дня пребывания были отведены для беседы с Ким Ир Сеном, который обратился с просьбой встретиться с ним в неофициальной обстановке без опубликования в печати [661] . Поэтому, сказал Брежнев, прошу присутствующих ни с кем не делиться этой информацией. Вкратце Брежнев пояснил: корейцы хотят дружить, налаживать экономическое сотрудничество, и они не согласны с Китаем по вопросам помощи Вьетнаму. Брежнев и Ким Ир Сен много говорили о помощи Вьетнаму, о посылке туда корейских летчиков и создании «антиимпериалистического фронта». Но главное, в дальневосточной встрече участвовал заместитель Андропова — Русаков, как пояснил Брежнев, вместо Андропова, который, «к сожалению болен» [662] .
661
РГАНИ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 2. Л. 68 об. — 69.
662
Там же.
Здесь же Брежнев коснулся сложных отношений с Румынией. После съезда он побывал в Бухаресте с неофициальным визитом и был полон впечатлений. Беседы с Чаушеску были откровенные, но, по словам Брежнева, «обстановку не обостряли ни мы, ни они». И добавил: «Румынские товарищи по-прежнему очень своеобразно толкуют вопрос о самостоятельности, о национальной независимости, чрезмерно подчеркивая эти моменты в любой связи» [663] .
Материалы для докладов Брежнева о международном положении в части, касающейся социалистических стран, готовил Андропов и его отдел. Обстоятельный доклад Брежнева на декабрьском (1966) пленуме ЦК КПСС заслуживает особого внимания. Он довольно откровенно обрисовал все трудности в отношениях с рядом стран. В докладе «О международной политике СССР и борьбе КПСС за сплоченность коммунистического движения» Брежнев рассказал о помощи Северному Вьетнаму и огласил цифры: поставили ракетно-зенитного оружия для семи с половиной полков, 144 реактивных самолета, более 300 танков, около 1000 полевых орудий. Стоимость уже оказанной помощи составила 1 миллиард 300 миллионов рублей, а в следующем году — 400 миллионов. Во Вьетнаме находились около 600 советских военспецов. Затем докладчик коснулся и сохранявшихся разногласий в отношениях с рядом стран [664] .
663
Там же.
664
Там же. Д. 4. Л. 14–29.
Брежнев сыпал цифрами и фактами, приводил примеры, анализировал тенденции в социалистических странах. Это был обширный материал, который каждодневно проходил через руки Андропова. Возглавляемый им отдел ЦК находился в зоне особого внимания у руководства. И тянуть Андропову лямку секретаря ЦК до пенсии, если бы Брежнев, тихо, но последовательно выбивавший с руководящих кресел «шелепинцев», не созрел до решения обновить руководство КГБ. А кого назначить? Конечно, Андропова, обиженного Семичастным и со всех сторон обложенного компроматом. Семичастный видел в этом главный мотив Брежнева [665] . Это ведь надежная гарантия, что Андропов будет служить верой и правдой тому, кто не дал хода уличающим его бумагам.
665
Семичастный В.Е. Указ. соч. С. 414–416.
Глава третья
Председатель КГБ
Все круто перевернулось в жизни Андропова в четверг 18 мая 1967 года. В этот день по обыкновению заседало Политбюро. Рассматривались текущие вопросы, дожидались своей очереди вызванные на заседание. Председатель КГБ Владимир Семичастный не чувствовал подвоха. Его тоже вызвали на это заседание. Он догадывался, что вопрос для него будет неприятным — из-за границы отказалась вернуться Светлана Аллилуева — дочь Сталина. Своей вины Семичастный в этом не видел. Разрешение на ее выезд за границу дал лично председатель Совета министров Косыгин, и за это проголосовало Политбюро. Куда же выше?
Согласно сохранившейся в архиве справке Черненко, Светлана Аллилуева обратилась с просьбой к Брежневу 3 ноября 1966 года разрешить ей выезд на 7 дней в Индию для похорон мужа. Вопрос обсуждался по телефону Брежневым и членами Политбюро,
«Согласиться с просьбой о выезде в Индию на 7 дней Аллилуевой Светлане.
Поручить Семичастному выделить двух работников для поездки с ней в Индию» [666] .
Пребывание дочери Сталина в Индии затянулось. Ее умерший муж был заметным человеком в компартии, имел влиятельных родственников в правительстве. Одним словом, принимали Светлану тепло и оказали ей массу знаков внимания. Наконец, 8 марта 1967 года Аллилуева должна была вылететь в Москву, был уже выписан билет. Люди из резидентуры КГБ несколько расслабились, потеряли контроль. А зря! К московскому самолету Аллилуева не явилась, а через сутки выяснилось, что накануне, в ночь на 7 марта, она тихо вылетела в Рим и была такова. Предварительно Аллилуева заручилась помощью американцев. Кремль был обескуражен, но старался сохранять спокойствие.
666
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1562. Л. 21.
Получив неприятное известие, в Москве решили сделать вид, что ничего страшного не произошло, и советским послам были разосланы указания: на вопросы об Аллилуевой проявить безразличие и отвечать, что это ее личное дело, «в Москве не придают всему этому значения» [667] . Именно в таком духе выдержано опубликованное 13 марта сообщение ТАСС: «Как долго пробудет С. Аллилуева за рубежом — это ее личное дело» [668] .
И все же — скандал! Любой советский гражданин, отказавшийся вернуться и оставшийся за границей, считался «изменником Родины» и подлежал уголовному наказанию. Нет, все ясно — люди Семичастного из резидентуры КГБ в Индии недосмотрели. Семичастный понимал, его на заседании Политбюро будут поругивать и был вполне к этому готов. В свою защиту он выдвигал простой тезис — КГБ своевременно и оперативно обо всем докладывал в ЦК. Слабая отговорка.
667
Там же. Л. 39.
668
Правда. 1967. 13 марта.
Но оказалось, само по себе бегство Аллилуевой — не главная беда. Она выступила 26 апреля 1967 года на пресс-конференции в Нью-Йорке, и выяснилось, что у нее с собой рукопись ее воспоминаний, готовая к изданию [669] . А вот это уже бомба! И это в год славной 50-летней годовщины Октября, празднование которой в Кремле видели как символ торжества советской державы. Лихорадочные усилия КГБ по поиску рукописи увенчались успехом, у сына Аллилуевой оказался машинописный экземпляр «Двадцать писем к другу», той самой книги, вывезенной Светланой за рубеж. Рукопись 12 мая 1967 года была разослана для ознакомления членам Политбюро [670] .
669
Семичастный в воспоминаниях пишет: «Нам было точно известно, что при отъезде рукописи у нее не было. Скорее всего, она была заранее переправлена с помощью дочери посла Индии» (Семичастный В.Е. Указ. соч. С. 405).
670
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 1563, 1564.
Семичастный внес предложения, простые, но вполне в духе своего ведомства. Упредить публикацию книги Аллилуевой, издав ее раньше, и тем самым не допустить нежелательного вмешательства в текст стороннего редактора, так как «американцы нашпигуют ее махровым антисоветским содержанием, и этот пасквиль за подписью дочери Сталина растиражируют по всему миру» [671] . Ну или, по крайней мере, разместить в зарубежной прессе наиболее выигрышные и безобидные фрагменты рукописи, и тем самым снизить общий интерес к Аллилуевой и ее книге. Главное — погасить сенсацию и возникший на Западе ажиотаж вокруг уже разрекламированной и ожидаемой публикой книги. Ну и немаловажно — деньги. Светлана Аллилуева уже заключила и продолжала подписывать неплохие в финансовом плане контракты на публикацию в разных странах, сделавшие ее в одночасье миллионершей. КГБ намеревался испортить ей все дело. И, наконец, к заседанию заготовили проекты газетных статей с бранью в адрес Аллилуевой. Требовалось только согласие Политбюро для открытия шумной кампании по дискредитации в прессе Аллилуевой и ее воспоминаний.
671
Семичастный В.Е. Указ. соч. С. 407.
В общем, Семичастный предчувствовал — ругать его на заседании, конечно, будут. Вместе с тем полагал, что его блестящие предложения о том, как минимизировать эффект от предстоящей публикации, произведут нужное впечатление на членов Политбюро. То есть переведут разговор в конструктивную плоскость принятия практических решений по дезинформации Запада. Но он явно не ожидал того, что произошло на заседании и чем оно закончилось. Рабочая запись обсуждения вопроса об Аллилуевой говорит сама за себя: